Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

— Госпожа, давайте я помогу вам переодеться? В теплое платье. Разве вам не холодно в одной рубашке? Уголь так подорожал, что мы печь топим только утром, когда хлеб печем…

Я нахмурилась, удивленно разглядывая собственную руку. Ногти посинели от холода, но я ничего не чувствовала. Ни холода, ни жары… Что он со мной сделал? Я провела пальцами по губам и задумалась.

Не дожидаясь моего согласия, Пиона ловко переодела меня, не умолкая ни на секунду, увещевая и уговаривая, словно ребенка, поесть и пойти погулять. До чего я докатилась — собственная служанка меня жалеет… Надо было собраться с силами, встряхнуться, взять себя в руки и…

— Госпожа, вы меня слушаете? Мне правда очень надо.

— Что надо?

— Знать надо. Я больше никогда вас не спрошу, но сейчас мне очень надо знать. Как вы смогли забыть то, что с вами случилось? Я шрамы имею в виду. Ведь боль, наверное, была жуткая.

Пиона побледнела, увидев выражение моего лица, и торопливо выставила руки вперед.

— Подождите, не злитесь, пожалуйста. Я не из любопытства спрашиваю, честно. Мне ваш совет нужен, вы ведь смогли забыть и жить дальше, а я… Мне просто так страшно… Я думала, что забыла все, что со мной случилось. Я люблю Мартена, правда, люблю. И замуж за него хочу. Но как подумаю, что…

Я молчала, разглядывая девчонку. С нее слетела вся живость, сейчас она выглядела потеряно и жалко…

— Когда Мартен меня целует, я ничего не могу с собой поделать. Каменею от страха. Сразу отчима вспоминаю, как он целоваться лез, а потом… — Пиона жалобно всхлипнула. — Так гадко… Свадьба через неделю. Первая брачная ночь!.. Что мне делать?

Девушка расплакалась. Матушку Гён всегда удивляло, почему я не плакала. Она тоже рискнула спросить меня о шрамах на теле, когда я только попала в гарем хана. Я успела расцарапать ей лицо, прежде чем меня оттащили евнухи. Так и Пиона, она успела лишь пискнуть, прежде чем я скрутила ей руку за спиной и повалила на кровать, уткнув лицом в подушку.

— Последняя, кто посмел спросить меня о шрамах, была старшая жена хана Ли Мина. Она плохо кончила.

Девушка зажмурилась и застыла, даже не пытаясь сопротивляться. И это меня еще больше разозлило. Я дернула на ней платье, с легкостью разорвав ткань, и впилась пальцами в нежную кожу, оставляя синяки. Шумно втянула воздух возле ее шеи, на секунду поддавшись соблазну зайти дальше, но от запаха ванили меня затошнило. Жалкая замена тому, кого я никогда не получу… из-за собственной глупости…

Я отпустила девчонку и перевернулась на спину рядом с ней на кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок. Пиона робко шевельнулась, потом осторожно начала отползать от меня подальше.

— Больно? — равнодушно спросила я. — Не слышу ответа.

— Да, — выдавила девчонка. — Простите, госпожа, я… пойду… Можно?

— Нет. Подойди ко мне. Поцелуй меня.

— Что? — пролепетала она. — Я не…

— Ты никогда не забудешь. Не сможешь забыть чужие руки, рвущие на тебе платье, зажимающие рот, лезущие под юбку. Ты не забудешь смрадное дыхание у себя на лице, не забудешь колено, грубо раздвигающее тебе ноги, не забудешь разрывающую нутро боль, не забудешь унижение и беспомощность. Ты всегда будешь об этом помнить, Пиона.

Я перевернулась на живот и уставилась на девушку. Она растеряно сидела на краю кровати, раздавленная и опустошенная моими словами. Я могла бы наказать эту идиотку за то, что она ослушалась меня, пожелав выйти замуж за Мартена. Подавленный кошмар воспоминаний превратил бы ее жизнь с любимым человеком в ад… Царапины от моих ногтей на лице Матушки Гён зажили нескоро. Она тоже могла бы превратить в кошмар мою жизнь в гареме хана или же оборвать ее, приказав забить меня до смерти… Но она меня пожалела… Ненавижу жалость… Всех ненавижу… Себя тоже…

— Ты никогда не забудешь того, что с тобой случилось. Но ты можешь научиться жить с этим дальше. Подойди ко мне, Пиона, — девушка не двинулась с места. — Подойди, я не причиню тебе зла.

Мне не удалось смягчить голос, пришлось сесть на кровати и самой придвинуться к ней. Чудесный медный оттенок ее волос вдруг напомнил мне бабушку, которая сохранила цвет волос даже к старости. Я погладила девушку по волосам и подняла ей голову за подбородок.

— Мне стоило бы тебя придушить прямо здесь, но я не хочу гадить брату. Ему с тобой и Мартеном жить под одной крышей и вести дела. А румяная и улыбающаяся хозяйка пекарни будет лучше способствовать торговле, чем затравленная и несчастная девчонка за стойкой, верно?

Пиона посмела взглянуть мне в глаза и выдавить:

— Я новый десерт придумала, специально…

— Заткнись.

— …специально для вас. Молочный, а то вы молоко совсем не пьете… — упрямо закончила она, готовая вновь расплакаться.

— Прекрати и послушай. Ты позволила страху управлять твоей жизнью. Тебе страшно вновь пережить боль, унижение, беспомощность? Тебе страшно, когда Мартен тебя целует? А ты сама не пробовала его поцеловать?

Девушка изумленно уставилась на меня.

— Да как можно?..

— Я только что сделала тебе больно. Синяки долго не сойдут. Но ты продолжаешь, как собачка, ластиться ко мне со своим десертом. У тебя гордость есть? А, демон, забудь. Представь, что ты целуешь Мартена. Тебе страшно?

На ее щеках запылал румянец, Пиона робко покачала головой.

— Я не могу… Как можно?.. Это ведь неприлично и…

— Неприлично, стыдно… Какая глупость! — раздраженно фыркнула я, понимая, что роль наставницы Матушки Гён у меня не удается, не хватает терпения — проще эту дуру прибить. — Стыдно, но не страшно, верно? А если бы ты знала, что за поцелуем последует боль? Как бывает, например, когда ты поранила ножом палец, но все равно надо готовить обед? Тебе будет страшно готовить обед из-за того, что когда-то порезала палец?

— Нет, но это ведь другое…

— Почему же другое? Ты мужественно закусишь губу и продолжишь готовку, тебе даже в голову не придет каменеть от страха? Запомни — когда ты чувствуешь боль, надо радоваться и сражаться дальше. Потому что ты еще живая, ведь не больно только мертвым. Для них все кончено, а у тебя еще есть надежда. Кстати, некоторые искусницы даже в боли ухитряются найти наслаждение…

Я горько улыбнулась, потому что у меня это так и не получилось. Но я благодарна Матушке Гён за ее науку, хотя иногда мне казалось, что лучше бы я там и сдохла.

— А страх унижения и беспомощность существуют исключительно в твоей глупой голове, — я постучала костяшками пальцев по ее аккуратно причесанной головке. — Посмотри на себя. Ты молодая здоровая девка, кровь с молоком, весишь раза в два больше меня. А ведь я с кровати не вставала несколько дней. Но ты даже не подумала сопротивляться, когда я повалила тебя на кровать и задрала юбку. Почему? Почему ты не сопротивлялась?