Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

— Какого демона здесь происходит? — спросонья голос хрипел, и я откашлялась. — Тень?

— Госпожа, пожалуйста, — вылезла вперед Пиона, держа на руках трехлетнего спящего мальчугана, уткнувшегося ей носом в плечо. — Им некуда идти. Приют сгорел… А у нас…

— Что у нас? — я обвела взглядом эту пеструю толпу, и мне стало дурно. — Мой дом — не богадельня! Так что убирайтесь отсюда.

— Им действительно некуда идти, — голос инквизитора был надтреснутым и глухим, он смотрел в пустоту. — Многие дети больны и ослаблены, им нельзя оставаться на улице.

— Мне нет до этого дела. В городе наверняка еще есть приюты или монастыри, в конце концов! Вон отсюда! — я развернулась уходить.

Но инквизитор отдал девочку Тени и взлетел по лестнице, перехватив меня уже у кабинета.

— Давайте поговорим, — попросил он, распахивая передо мной дверь.

— Нам не о чем говорить.

— Прошу вас, — и меня опять неприятно кольнула пустота в его голосе.

Кысей остался стоять посреди кабинета, застыв изваянием, я же уселась в кресло, понимая, что распухшую ногу надо поберечь.

— Нам не о чем говорить, — повторила я, разглядывая его. Выглядел он паршиво.

— Я прошу вас… — слова давались ему с трудом, словно он выдавливал их. — Другие приюты не могут их принять, пока не могут. Пожалуйста, они ведь просто дети, которые… которым нужна помощь.

— Я не потерплю в доме чужих!..

— Вы же не можете быть настолько бесчувственной, — Кысей опустил голову и говорил очень тихо. — Вы не представляете себе, что значит жить в приюте. Каким бы хорошим он ни был, участь сироты незавидна и полна страданий. Иногда мне кажется, что… Одной из девочек совсем плохо, у нее воспаление легких. Если сейчас не обеспечить ей уход, то она… она умрет. Если дело во мне, то я… Я признаю, что ошибался. Я прошу вашей помощи. Я не могу допустить, чтобы они еще больше страдали из-за меня…

Я встала и подошла к нему, остановившись напротив. От его прожженной мантии воняло едкой гарью и потом. Мне хотелось его ударить.

— Господин инквизитор, посмотрите на меня, — я дождалась, пока он поднимет на меня глаза, и продолжила. — Как думаете, сколько в мире людей?

Кысей не ожидал вопроса и растерялся.

— А сколько детей? Вы не поверите, но если задуматься, то каждый час где-нибудь гибнет ребенок. От пожара, от рук пьяницы-отца, от голода, от болезней, на рудниках, в подворотнях и канавах, кого-то убивают, кого-то калечат, кого-то насилуют, а кто-то просто сходит с ума. И что же теперь? Мне интересно, как вы собираетесь не допустить, чтобы они страдали?

Инквизитор упрямо покачал головой, но я не дала ему ответить:

— Цены на мои услуги я озвучила вам ранее. Но свой дом в бардак я превращать не позволю.

— Зачем? Зачем вам это? — он смотрела на меня с отчаянием и злостью. — Для вас я — просто прихоть, каприз, ведь вы же добиваетесь меня из чистого упрямства. Данные мною обеты… Они не просто слова, я не смогу… если их нарушу, не смогу больше оставаться в сане и буду вынужден уйти. Вы этого хотите? Зачем вы так упрямо ломаете мне жизнь? Вера — единственное, что у меня есть. Без нее я…

— Без нее вам будет лучше! — огрызнулась я, неожиданно уязвленная.

— Так же, как лучше Тени, которая вместо того, чтобы писать добрые светлые картины, рисует ваши кошмары? А ведь у нее настоящий талант художника… — горький упрек в его голосе был неприятен. — Или Мартену тоже лучше похоронить свой талант механика в пекарне? Вы хоть видели его стрекозу? Она ведь действительно летает. Ему в Академию надо поступать, а не…

— Заткнитесь!

— … А не на кухне работать. Но вам ведь виднее, правда? Господи, да вы же разрушаете все, к чему прикасаетесь! — Кысей отшатнулся от меня. — Вы хоть о брате подумайте. Ведь ему…

— Не смейте! — я замахнулась на него, но он с легкостью перехватил мою руку. — Не смейте даже упоминать Антона! Вы ничего не знаете! Пустите!

— Своим эгоистичным отказом обратиться за помощью к душеведам вы обрекаете его на жизнь в постоянном страхе. Страхе за вас. Страхе того, что однажды вы сойдете с ума окончательно и превратитесь в колдунью. Но вам все равно!

— Хватит! — прошипела я. — Убирайтесь отсюда. И своих оборванцев забирайте!

Я попыталась вытолкать его из кабинета, но Кысей не шевельнулся. Я лишь запачкалась в саже с его мантии.

— Вы оглохли? Катитесь отсюда со своей клятой верой!

— Я не знаю, как буду жить без служения Единому, но… я точно не смогу жить с мыслью, что не спас сирот, что не смог предотвратить новые жертвы, так что… — он поднял взгляд, и я похолодела от знакомого стынущего пепла пустоты. — Вы поможете поймать колдуна и… и дадите временный приют детям. А я соглашусь на…

Не раздумывая, я прикрыла ему рот ладонью, не давая произнести слова, после которых уже не смогу все переиграть. Мне не нужна эта пустая оболочка без эмоций, послушная красивая кукла, в которую он превратится. Я хочу его чувства, те самые, что недоступны мне, пусть даже это будет отвращение, стыд, гнев, злость или что-то другое. Но только не пустое равнодушие. Еще сделалось очень больно от мысли, насколько сейчас я была похожа на колдуна… Кожу неприятно кольнула щетина на подбородке Кысея, и я торопливо заговорила, боясь передумать и не удержаться от соблазна.

— Конечно, вы согласитесь на мои условия. Слушайте их внимательно, — он попытался отвести мою руку и сказать что-то, но я встряхнула его за плечо. — Не перебивайте. Во-первых, вы никогда, слышите? никогда больше не посмеете явиться ко мне небритым, — я проигнорировала удивленно поднятые брови. — Во-вторых, вы отмените решение совета об открытии лечебницы рядом с моими землями. И в-третьих, вы немедленно прекращаете свои глупости с обвинением вояга и закрываете дело с опиумом на складе. И слушаетесь меня беспрекословно, никакого самоуправства!

Я выдохлась и замолчала, злясь, что совершила глупость, что больше такого шанса заполучить красавчика не представится. Кысей осторожно освободился от моего захвата и уточнил:

— И это все? А как же…

— Ах да, совсем забыла. Свою клятую честь, как и веру, можете оставить себе, — при этих словах он облегченно выдохнул, а я продолжила. — Но вот все остальное… Все остальное теперь мое, и если мне вздумается вас поцеловать, то вы не посмеете отказать, понятно? Покаетесь, помолитесь и будете дальше терпеть!

Кысей тяжело вздохнул и покачал головой, хрипло выдавив:

— Я не могу.

— Что опять вы не можете? — взвилась я.

— Я не могу отменить решение совета. Вы же наверняка уже заполучили материалы заседаний и должны знать, что… — он откашлялся. — Решение было принято единогласно, и для его отмены нужно согласие всех…

— Мне нужно продать клятую землю, — процедила я. — И мне плевать на вашу мышиную возню в совете.