Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

– Не о том сейчас… ух, да провались оно в бездну! – Джери бросил попытки заткнуть Эладору. – Она и есть воровка, которую я арестовал в Башне Закона, Келкин. Она тоже Тай.

Келкин скривился, но никак не выказал удивления.

– В камере с ней случился какой-то припадок, ее посетило видение. Профессор Онгент забрал ее у меня – посчитал, что она пригодится в научных изысканиях. Она не знала ничего толкового про Хейнрейла, и я подумал, что она никому не нужна. Клянусь, я не догадывался, что и она вовлечена в этот бардак, пока…

– Пока что?

Джери провел рукой по волосам, поморщился.

– Пока она не устроила сыну Иджа побег из моей тюрьмы. Я поймаю их снова, я уже отрядил людей, но…

Келкин уставился на него.

– Послушайте, я ее найду. Мне лишь нужно немного времени.

– Времени больше нет. – Келкин вздохнул и, прихватив бокал, отошел к огню. Повзвешивал слова. И заговорил.

– Ничто из сказанного не покинет эту комнату, вам ясно? – потребовал Келкин.

Эладора кивнула.

Келкин начал:

– Я повстречал Джермаса Тая в семинарии…

Прежде чем Шпат вновь почувствовал ноги, потребовался прямой укол алкагеста в позвоночник. После второго он смог дошататься до кресла. Третий спустил его по лестнице «Быка».

Невдалеке от барки Угрюмой Мамули он сделал четвертый и настоял запастись пятой дозой до того, как взойдет на борт. Кари нашла каких-то полулегальных алхимиков на задворках, поставлявших препарат с чудовищной наценкой – четверной, не менее, потому как требовалось убрать Шпата с улицы, пока кто-нибудь не напел о нем Хейнрейлу, дозору или ловцу воров. Можно раздобыть деньги у Таммура, смекнула она, только это следует проделать тихо, не афишируя слабость Шпата.

В лучах зари барка казалась утлой и хрупкой. Угрюмая Мамуля при виде Крыса наморщила нос, но ничего не сказала, а захлопотала над Шпатом, помогая ему улечься на расстеленные на палубе перины, всецело игнорируя его протесты: раз он из камня, то не отличит устланный перинами пол от ложа из гвоздей.

Вымотанные, они уснули: Кари свернулась на банке, Шпат – лежа на досках. Крыс если и спал, то по-упырьему – снаружи на палубе и с открытыми глазами, глядевшими во тьму маленькой каюты. Вокруг них пробуждался город, над головой кричали чайки, долетали возгласы с пристаней и рынков. Видать, рыбаки возвращались с дальнего побережья и сразу узнавали о новой напасти – причалы стояли безлюдны и покрыты желтым налетом после ядовитой тучи.

Когда Кари проснулась, Угрюмой Мамули не было, зато каюту наполнял запах острого карри из котелка на плите. Она растолкала Шпата, позвала Крыса. Подала вечерний завтрак. Шпат сумел встать в одиночку, но не сумел разработаться, чтобы самому опуститься на банку. Хребет его снова закоченел, и они опять остались без алкагеста.

Крыс нарушил молчание.

– Дело в отраве, так?

– Да, – молвил Шпат.

– Вот говно! – выругалась Кари. Без Шпата не будет отправной точки для противодействия Хейнрейлу. Шпат и сам по себе известен среди Братства, но важнее всего, что он сын Иджа, символ того, как велись дела прежде.

Она запретила себе думать о том, что Шпат взаправду умирает. Не допустила мысли, что единственный настоящий друг в этом городе может оставить ее одну, беззащитную перед непостижимой, непередаваемой словами яростью колоколов. Ей надо сосредоточиться на насущном, цепляться за работу, иначе она пропала.

– Ладно. Не так все и плохо. Прорвемся. Где-то должно быть лекарство.

– Его нет. Йон сказал, противоядия нет. – Шпат закрыл глаза. – Он сказал, невозможно угадать, с какой скоростью будет действовать яд. Сказал, могут потребоваться недели, но, наверно, это займет куда меньше времени.

– И как скоро? – спросил Крыс.

– Может, через несколько дней. – Голос опустился. – Простите.

– Это не твой косяк, – сказала Кари. – Так с тобой обошелся Хейнрейл, и мы расквитаемся с ним. Не смей извиняться за то…

– Я не за то извиняюсь. Я говорю «простите» за то, что я не посадил тебя, Кари, на корабль и не отослал подальше. Простите, что я дал тебе втянуть Крыса обратно. Простите, что я на миг, будь он проклят, размечтался, будто это здоровская идея, будто бы я мог…

– Мог что? Принять то, о чем мечтал? Быть тем, кем рожден? – Кари сорвалась с места. – Что, по-твоему, должно было произойти потом?

– Какая разница.

– Ты хотел стать мастером гильдии! Рассчитывал сделать город лучше. Так? – У Кари защипало глаза от сердитых слез.

– Да. Не стоило мне на это рассчитывать.

– Да еж твою мать, Шпат! Что толку валяться тут, как бревно?

Шпат пожал плечами.

– Вначале я думал, раз заболел, то превращусь в камень и умру. И оказалось, именно к тому все и идет. – Он вздохнул. – Я лишь хотел оставить после себя хоть что-то. Вроде наследия. Но этому не суждено сбыться.

– Да ты просто… – Кари закипела, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить, насколько прискорбно глупым созданием оказался ее друг.

– Кари, – тихонько упредил ее Крыс, – вопрос не в тебе и не в твоем… положении. И не в твоих планах. Шпат решил, как решил.

– А я и не говорила, что речь обо мне, – возразила Кари.

– Причина всему твои видения, – прошипел Крыс. – Я не про яд, но про все остальное. Выступление Шпата против Хейнрейла, намерение возглавить Братство. Если б он отдохнул после того, как выбрался из тюрьмы, может, ему не стало бы хуже. За что бы ты ни взялась, дела катятся ко всем чертям. Я смотрю на тебя и вижу… – Его голос сполз в рычание.

– Я об этом никого не просила.

– Об «этом», – эхом повторил Крыс. – Ты даже не знаешь, что это такое. Святость? От каких богов? Как ты думаешь, Кариллон, кто насылает на тебя эти видения? И почему на тебя?

– Колокола. Это умершие боги.

– Они не умерли, – прошептал Крыс. – Упырям то ведомо.

– Хорош! – вмешался Шпат. – Не имеет значения. Не важно. Крыс, оставь ее в покое и плюнь на эту загадочную упыриную чушь. Тебе она не к лицу. Кари, может статься, он прав, – профессор хотел выяснить, что с тобой происходит, а ты сбежала. Забралась на Нищего Праведника, скорее искать Хейнрейла, забив на все прочее. Это не инструмент и не дар. Это… не знаю я, что это, но и ты знаешь не более моего.

Он пытается меня прогнать, заключила Кари. Он решил, что у нее недостанет сил смотреть, как он умирает, смотреть, как замещается известью клетка за клеткой, сустав за суставом, пока не останется ничего, кроме нескольких живых органов в каменной гробнице. Так умирать ужасно, и он не ошибся, ее тянет удрать. Но та Кари погибла, когда на нее обрушилась Башня Закона.

Далеко-далеко прозвучал звон, но не понять – то ли где-то в городе, то ли в ее голове.

– Я знаю, кто может помочь, – сказала она.