Ашира Хаан - Темная половина [СИ]

И тут мое сердце остановилось.

Я увидела Люция.

В двадцати шагах от меня, не больше.

Он стоял, подняв бледное лицо к небу, и золотистые звезды падали на его белые волосы, превращая в эльфийского принца. А я замерла на месте и поняла, что не могу пошевелиться. Вообще. Моя система «бей-или-беги» замерла на отметке «замри-и-умри».

Единственное, на что хватило остатков моей воли — отвести от него глаза. Уставиться в присыпанную песком бетонную набережную. Попытаться сделать вдох — и второй. В груди жгло, в глазах темнело. Каждое мгновение я ждала, что сейчас шипящий голос раздраженно заявит мне, что наконец-то нашел одну самоубийцу и сейчас я сильно пожалею. Кончики пальцев онемели и стремительно холодели, кровь перестала течь, замороженная застывшим сердцем.

Я превращалась в камень, в лед, в ничто. Я становилась частью неживой природы. Я умирала и думала, что теперь точно знаю, что можно умереть от ужаса.

И кажется, на некоторое время действительно умерла.

Когда я почувствовала, что сердце сделало один или два удара, сначала неловких, срывая ржавую пыль с застрявших шестеренок своего механизма, я снова попыталась дышать — и у меня получилось! Зрение прояснилось, хотя все равно вокруг было слишком темно. И глухо, как в набитой ватой комнате. Сердце разгонялось все быстрее и быстрее, выходя на проектную мощность, заявленную для панических атак. Может быть, оно и правда не билось все это время…

Какое время? Я подняла голову — и увидела абсолютно пустой пляж, залитый холодным светом прожекторов. Он был истоптан и завален мусором, где-то на горизонте виднелись яхты с погашенными огнями, но других признаков людей не было. Казалось, фейерверк был много часов назад. Или не казалось?

Дрожащими руками я достала из тесного кармана джинсов телефон и тупо уставилась на 4-31 на часах.

Я помню, что не было и полуночи. Руки вдруг ослабели, и телефон скользнул на тротуар, падая экраном вниз. Как я ни пыталась его поймать — пальцы были набиты ватой и не слушались. Застывшие мышцы ног отказались работать, и я, вместо того чтобы присесть, упала на колени, загребая пальцами песок, все пытаясь подхватить телефон. Руки будто превратились в клешни. Кое-как оперевшись, я все-таки выпрямилась и очень медленно пошла к отелю, в котором жила на этой неделе.

Путь был невероятно долгим, я не считала минуты, но когда я открывала стеклянную дверь, горизонт был уже розовым. Разбитый экран телефона не показывал мне часы, он вообще больше ничего не показывал. Над стойкой висело несколько циферблатов, демонстрирующих время в разных часовых поясах, но я лишь тупо смотрела на них, не соображая, как из этой мешанины букв, цифр и стрелок сложить нужную мне информацию.

Под яркой лампой дремала женщина, с которой мы вчера пили кофе и лихо трындели на моем зачаточном испанском. Сейчас я отступила на несколько шагов, чтобы не разбудить ее, хотя мне это далось нелегко, потому что боялась, что не смогу сказать вообще ничего, буду только мычать. Внутри у меня была ледяная пустыня ужаса, и я с ней не справлялась.

В номере я закрыла жалюзи, повесила табличку «Не беспокоить» и забралась в постель. Только там меня начало колотить. Кондиционер показывал 32 градуса жары, я укрылась одеялом и сверху еще покрывалом, но это не помогло. В шкафу нашлось запасное одеяло и еще три покрывала, среди моих вещей был толстый свитер и шерстяные носки, но и этого оказалось недостаточно. Я лежала в темном номере, пахнущем накрахмаленным бельем и сыростью, тряслась от холода и смотрела на тонкие, едва заметные полоски света между планками жалюзи.

Надо было собраться, заплатить за прожитую уже неделю и переехать в другой отель. В другой город. Лучше в другую страну. Сбежать на противоположный конец мира. Передвигаться только самолетами, нигде не задерживаясь дольше, чем на время от высадки до взлета. Только так я могла бы убежать от него. Но не ждать его здесь, в темноте, замершая как кролик в свете фар. Замерзшая от ужаса.

Иногда я засыпала — я не знала, на сколько. Разбитый телефон все равно разрядился, а я не помнила, где его бросила. Может быть, потеряла где-то в коридоре? Меня и правда не беспокоили — только один раз зазвонил гостиничный телефон, и я испугалась так сильно, что заткнула себе рот подушкой и орала в нее, пока он не прекратил звонить.

Иногда мне хотелось есть — я протягивала руку к тумбочке, на которой стояла открытая несколько дней назад бутылка риохи и делала из нее несколько глотков. Вино кружило голову на голодный желудок и притупляло все ощущения. Рядом лежала упаковка хамона, но я съела из нее всего один кусок — за остальным пришли муравьи, цепочкой тьмы на фоне темноты поднялись по ножке тумбочки и так же цепочкой стали спускаться, передавая крошечные кусочки мяса. Я следила за ними долго, очень долго, может быть, несколько дней, потому что иногда мне хотелось отнять у них еду, но тьма смотрела из темноты с упреком, и я ограничивалась еще одним глотком вина.

Наверное, я ждала, что он придет.

Пустая набережная.

Я уже давно не выхожу сюда после наступления темноты.

Я стою и не пытаюсь увидеть его.

Может он больше не приходил.

Может быть, он вообще не приходил.

Я сошла с ума и больше не знаю, что реально, а что нет.

Может быть, он забыл обо мне. Или его посадили на цепь в подвале. Или убили.

А Эшер с Мари не стали меня искать. Что им какие-то несколько сотен евро в месяц, что я трачу на дешевые отели? Одной угнанной машины хватит, чтобы прожить на этом побережье год.

И я осталась совсем одна.

Однажды я все-таки встала с постели, приняла душ, съела засохший сэндвич, дождавшийся меня в мини-баре, открыла жалюзи и весь оставшийся день плакала от яркого света. От света. Только от света. А потом стала жить дальше.

Купаться в море, иногда заплывая слишком далеко. Гулять по краю скалы, не держась за перила. Переходить улицу, не глядя по сторонам. Забредать в совершенно пустые кварталы, где вперемешку стоят брошенные и недостроенные дома. Только с наступлением темноты я возвращалась в свой номер. Пила вино, с каждым днем все больше. Его кровавый цвет успокаивал меня не хуже его терпкого вкуса. Горничные стали смотреть на меня с упреком. Наверное, пора было менять отель.

Собирая вещи, я наткнулась на стопку книг о вампирах. Поверх них лежали билеты в парк. Почему-то клыкастые актеры в черных плащах на рекламе на этот раз вызвали у меня скорее отвращение. А вот аквапарк и американские горки с девятью мертвыми петлями заинтересовали. С тех пор, как страх ушел, моя кровь смертельно тосковала по адреналину, остроте и пряности страха, перепадам жар-лед, и мне показалось хорошей идеей пощекотать себе нервы искусственно. А на вампирское шоу идти совершенно необязательно.