Ашира Хаан - Темная половина [СИ]

Что меня не устраивало — это то, как он отстранился и убрал мои пальцы от своего самого дорогого.

— Наркоманочка, мы уже разговаривали на эту тему? — ласково напомнил Люций. — Ну, про то, что с пирожными целуются, но с жареными курицами не ебутся. Ты все забыла за время своего добровольного уединения? Пройти все с начала, в ускоренном темпе?

Только ведь я изменилась за это время. Мог бы уже догадаться.

— Не знаю, как у вас принято обращаться с жареными курицами и пирожными, — так же ласково улыбнулась я. — Но я их к себе в постель не беру и не обнимаюсь с ними в свободное от поедания время, ага? А те, кто берет, те, может, и ебут, откуда мне знать, у людей разные есть предпочтения.

Он изумленно посмотрел на меня. Да, надо было убивать сразу, теперь поздно.

— Чертова метка, — прошипел Люций. — Боялся тебя без нее не найти, а теперь вижу, что ее действие тебе не на пользу. Дерзкая стала. Смелая. Думаешь, что особенная и что-то значишь!

Он обнажил клыки и смотрел на меня, сощурив свои глаза цвета глубин ада. Я должна была бояться. Но я возбуждалась. Я бросила взгляд на него — и он тоже.

А может, это он возбуждался, а уж я — тоже. Метка, значит. Двухсторонняя дорога.

Я перекатилась на него, уперевшись ладонями в кровать по обе стороны от злобного оскалившегося вампира и нагнулась, прикусывая его шею.

— А что, часто тебя пирожные в ответ кусают? — спросила, тоже сощурившись.

Люций приподнялся на локтях, но я толкнула его обратно, а потом прикусила сильнее. Мои зубы так легко кожу не прокалывали, но ощущение было неимоверно приятным, каким-то животным, как будто ставишь свою метку, действительно присваиваешь себе. И еще я чувствовала жажду. Я чувствовала пульсацию текущей под бледной кожи крови, и меня тянуло к ней, тянуло попробовать ее на вкус.

— Это тоже метка, — на губах Люция расползалась какая-то злая улыбка. — Нравится?

— Нравится, — ответила я, глядя ему в глаза и сжала зубами его сосок.

Люций зашипел, и моей шеи коснулись острые когти:

— Не заигрывайся…

— Какие уж тут игры, — пробормотала я, спускаясь еще ниже и очерчивая языком круги по его животу.

— Всем вам только этого и надо, — сообщил наконец догадавшийся о моих намерениях Люций, и откинулся на подушки. — Ну давай.

— А вообще-то я просто хотела с тобой поговорить, — я так и остановилась в районе живота, водя по нему пальчиком и не обращая внимания на то, что там ниже напряженно ждет моего внимания. И на горячий черный взгляд Люция, который обычно быстро соображает, но тут что-то не торопился с убийством меня за провокацию. — Что там происходит с Костиком и Эшем? Во что ты меня втянул? Давай играть в открытую. Раз уж я все-таки такое особенное пирожное.

— Курица, — сквозь зубы сообщил Люций. Он попытался протянуть руку и направить меня в желаемую сторону, но я увернулась и пробежалась пальцами от живота до паха, так и не коснувшись напряженного члена.

— Тебе же нравится беситься, я чувствую, — сообщила ему и провела пальчиком по стволу. — Хорошая вещь эта ваша метка.

Люций сделал быстрое движение, наматывая мои волосы на руку и подтащил меня наверх. Впился губами в рот, прикусил острыми клыками, скользнул языком внутрь, жестко и резко, но нам обоим это нравилось. Я это чувствовала, он это чувствовал, но мы продолжали делать вид, что тут страшный вампир издевается над безвольной жертвой.

— Нет, — ответил он, отпуская мои волосы с явным сожалением.

— Лжец, — отозвалась я, устраиваясь рядом и перекидывая свою ногу через его. Водить пальцами по его груди мне нравилось не меньше, чем по животу.

— Если отсоса мне сегодня не обломится, задавай свои вопросы.

Неожиданно. Но сегодня все неожиданно, начиная с Маэстро и кончая этой жестоко-нежной возней в постели вместо ожидаемой смерти.

— Что ты задумал с Костиком?

— Ты нормально себя чувствуешь разговаривая в постели с мужиком о другом мужике?

— Я — да. А тебя что-то смущает? — я прошлась пальцами по его груди, твердой и холодной. Мне начинает это нравиться. Так, глядишь, теплых мужчин перестану любить. Фу, какой-то ты разогретый, милый.

— Опизденеть, как ты обнаглела, — возмутился Люций лениво, прикрывая глаза. Может быть, ему нравилось, что я делала. А может, просто устал.

— Что происходит в Москве?

— Одна старая игра. Не лезь пока.

«Пока». И неожиданно спокойный ответ. Прямо вселяет надежду.

— Мы туда вернемся?

— О, уже появилось «мы»? — Люций приоткрыл один глаз, насмешливо улыбаясь.

Я фыркнула. В моем возрасте на такое уже не ведутся.

— Это такое местоимение. Появилось в русском языке довольно давно.

— Не раньше меня.

— Так сколько тебе лет? — заинтересовалась я. Он так упорно избегает этого вопроса, но намеки Маэстро возбудили мое любопытство. Он-то хотел унизить Люция, но я услышала в них то, что ему гораздо больше лет, чем существуют аристократы и их привычка к складированию родственников в склепах.

— Я же лжец. Я солгу.

— Ну допустим. Допустим, я поверю.

— Много.

— Насколько много? — я настаивала. И даже убрала руку с его груди, но бледные пальцы поймали ее и вернули обратно. Тонкий намек. Я провела по выступающим ключицам и потрогала острый кадык. Люций показал клыки. Я потрогала их тоже. И он поймал мои пальцы ртом, прикусил их слегка как разыгравшийся кот, а я снова ощутила эту… жажду. — Так насколько?

— Так много, что уже неважно, сколько точно, — недовольно проворчал он, выпуская мою руку.

— Вампиры древнее человечества?

— Дура, — фыркнул Люций. Ну слава богу, а то я уж решила, что он заболел и больше ругаться не будет. — Вампиры и есть человечество.

— В смысле?

— В смысле мы были до так называемой истории, мы, вероятно, будем и после.

— Значит древнее?

— Люди — часть нас.

— А ты древнее человечества?

— А тебе не похуй, пять тысяч мне лет или пять миллионов? Это настолько больше твоей жизни, что не имеет значения, — Люций открыл глаза и пронзил меня раздраженным взглядом. Медовые сны закончились, возвращается старый добрый хам?

— А тебе? Как все воспоминания помещаются в твоем мозгу? Как ты живешь, когда каждый год бежит все быстрее?

— Схуяли? — он даже отбросил мою руку и завозился, садясь в кровати. Накинул одеяло на бедра, скрывая уже не столь бодрое свое состояние. Стесняется, что ли?

— Что?

— Что быстрее?

— Потому что так бывает. В детстве день тянется медленно, а потом по десять лет пролетают как один месяц.

— У тебя?

— У всех.

— А ты думала, почему так? — с усмешкой спросил он, как-то очень внезапно взъерошивая мои волосы неожиданно нежным жестом. Щемяще нежным, я аж задохнулась от эмоций. Но он впервые говорил со мной всерьез, а это стоило больше, чем все эротические игры сразу.