Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

— Высокомерный, нелюдимый, противный, в общем! — охотно перечислила я.

— Он испуган и замкнут, для него кругом все чужое и зачастую малопонятное. Но я впервые, Алиса, я впервые вижу человека, который бы с такой жадностью учился. Я не знаю, почему во Франции так плохо с нормальным образованием, но он не упускает ни единой возможности наверстать программу. И самое непривычное — он учится не ради оценок, как все вы, уж прямо скажем, а ради самих знаний. Ходит хвостом за преподавателями, вопросы задает, материал за предыдущие классы проговаривает. Ты видела его карточку в нашей библиотеке?

— Нет! — отрезала я.

Вот еще его карточками я не интересовалась.

— Он за месяц прочитал больше, чем иной житель поселка за всю жизнь. Это такая яростная тяга к знаниям, что мне иногда не по себе делается. Он не похож на сытого мальчика из обеспеченной семьи, он скорее напоминает мне Ломоносова, который пришел с рыбным обозом и сидит теперь среди недорослей, странно, правда? У него блестящие успехи по точным наукам — и только с русским какой-то полный ступор. Устно он мне охотно отвечает, но как доходит до письма — его словно парализует от ужаса. И тут появилась ты.

— И? — не поняла я, куда Татьяна Николаевна клонит.

— А вот ты какая, Алиса? Тебе нравится класс?

— Нравится, — кивнула я.

Мне нравится класс, что тут такого?

— У тебя появились друзья, Лариса, Алена, Нина, Наташа, я все вижу, — перечислила Татьяна Николаевна. — Ты охотно участвуешь и в делах класса, и в проказах тоже. Улыбаешься.

— И что? — не могла я никак понять, в чем тут подвох и где прячется мое преступление.

Татьяна Николаевна устало вздохнула, потерла переносицу.

— Алиса, а ты знаешь, что написано в твоей характеристике из прежней школы?

Я помотала головой. У меня вообще нет обыкновения чужие бумаги читать, а характеристика, наверное, у папы была вместе с другими документами.

— Там написано, что ученица Алиса Сибирская замкнута, угрюма, предельно неконтактна. Со сверстниками не общается, в делах класса участия не принимает, — безжалостно перечислила Татьяна Николаевна. — Мне когда Ольга Ивановна эту бумагу показала, я не поверила, что это про тебя. Мы с ней все это время за тобой наблюдали — ты не такая. Доброжелательна, открыта, легко и охотно идешь на контакт с одноклассниками. Но я подумала, что если бы мне сейчас пришлось оформлять характеристику на ученика Ярослава Ясного — я бы переписала все из твоей бумаги, слово в слово.

Если честно, то в прошлой школе у меня были проблемы, да. Я не знаю, почему они начались, и как так получилось, может быть потому, что мама с папой любили читать и я тоже? И они не придавали особого значения, модная одежда или нет, для папы все это обозначалось презрительным словом «тряпки» и выпрашивать обновки было как-то стыдно. И вдруг наступили такие времена, что я осталась в каком-то полном вакууме. Скажешь в классе что-нибудь — а тебе в ответ презрительно-удивленно: «Ты, Алиса, наверное, книжек много читаешь, да?» И я терялась, не знала, что ответить. И еще я не знала, какую музыку сейчас принято слушать, а какую уже не принято. Зато была официальной отличницей — меня с моими пятерками постоянно приводили в пример остальным. Но я же не нарочно! Это как-то само собой получалось, может быть потому, что я читать люблю. А еще мне бойкот как-то устроили, точнее, попытались устроить. За то, что списать не дала, я уже и не помню, почему. Вообще-то, обычно я писала сразу два варианта под копирку — и пускала дальше по классу. А тут нашла коса на камень — и того, неофициальный лидер объявил бойкот от имени всех. Правда, одну маленькую деталь упустили — я и без этого ни с кем не общалась, так что мне никакой разницы не было, наоборот, еще спокойнее стало. А доступ к знаниям они себе перекрыли собственными руками. Так что бойкот продержался до первой контрольной, потом все потекло по-старому, надо же было у кого-то списывать.

Зато я отрывалась в музыкальной школе. Слух у меня на троечку, руки зажаты, а Владимир Иванович, который смог бы вытянуть из меня скрытые таланты, появился слишком поздно, я уже научилась, сидя за фортепиано, зевать с закрытым ртом и считать минуты до окончания занятия. И искренне не понимала, что он от меня хочет, когда убеждает: «Алиса, во второй раз ты сыграла лучше, чем в первый, слышишь? Ты поняла ошибки?» Я кивала, но не слышала никаких различий, для меня — что в первый, что во второй раз все было совершенно одинаково.

Зато надо мной не висел нимб круглой отличницы, я была нормальным человеком, и никто от меня не шарахался! Если бы меня отдали не на фортепиано, а на трубу, дело бы было еще лучше: в духовом оркестре было дружно, ребятам нравилось туда ходить. А сольфеджио и музыкальная литература у нас были общие, и я сидела на задней парте с Пашкой и Серегой, и мы от души веселились. Как-то прямо на уроке лопали кефир с булочкой, которые Пашка принес. В итоге ни сольфеджио, ни музыкальную литературу я толком не знаю, но какое же это было счастье — просто дурачиться.

Музыкальную школу я в прошлом году закончила, с тройки на четверку.

А сейчас, после слов Татьяны Николаевны, мне вдруг подумалось — а может, мама так наседала на папу с этой ипотекой именно для того, чтобы перевести меня в другую школу под благовидным предлогом?

Может быть, они все знали?

— И все равно не понимаю, — призналась я. — Ко мне все это какое отношение имеет? Если у него проблемы с русским, пусть наймет репетитора, делов-то. Особенно ему.

Татьяна Николаевна покачала головой.

— Я пыталась с ним заниматься. Здесь проблема не с русским. И репетитор не поможет. Ярослав чего-то боится, сразу замыкается. Ему нужно сделать первый, совсем крохотный шажок вперед — и тогда он очень быстро сам все наверстает, и всех вас обгонит, как с физикой, как с математикой. Но он не делает этого шага, пятится назад.

— Но почему я? Я-то почему?

— Алиса! — всплеснула руками Татьяна Николаевна. — Я бы с удовольствием попросила Ларису, или Алену, или Наташу, или Нину, или Жанну, или Свету — всех тех в классе, у кого с русским более-менее в порядке. И они бы не отказались. Но он же только с тебя глаз не сводит! Я вообще не знаю, что тут делать, потому что не иди речь о Ярославе, я не стала бы просить: в вашем возрасте только повод дай, и готово, оба про всякую учебу тут же забывают, вместо уроков одна любовь на уме, а потом родители бегают, справки собирают, чтобы из-за беременности невесты брак зарегистрировать раньше положенного законом срока. Пока на нее, круглую, еще можно белое платье как-то натянуть. Или не бегают, так рожает, одна. Или делает аборт, первый в череде многих. Знаешь, сколько таких случаев на моей памяти? Твоя развеселая родственница Анжелика сейчас семимильными шагами идет к одному из этих вариантов, как десятки до нее. Скучно. Но я познакомилась с родителями Ярослава — это хорошие, порядочные люди. Я вижу, что он учится, а не девицам глазки строит. Сам учится, изо всех сил. У него поступки человека, с раннего детства привыкшего к ответственности, это очень редко встречается. Вы с ним совершенно разные — но в чем-то очень похожи, иначе не было бы такого совпадения характеристик. Возможно, именно у тебя есть тот ключик, который откроет его, разомкнет. Мне невыносимо жалко смотреть, как какие-то непонятные путы не дают способному на многое человеку крылья расправить во всю мощь. И еще я знаю, что когда помогаешь другому, собственные беды как-то уходят на второй план, становится легче. А ты мне кажешься разумным человеком, который не позволит вот так запросто искалечить себе жизнь, променяв учебу для будущего на безудержные развлечения в настоящем. Мне верится, что это будет именно учеба, без глупостей. Если хочешь — помоги ему. Из других рук он помощь не примет.