Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

Тот же самый Святослав, хочу тебе, Алиса, напомнить, который и без полков Игоря и Всеволода:

«Грозою бяшетъ притрепал своими сильными плъки и харалужными мечи. Наступи на Землю Половецкую, притопта хлъмы и яругы, взмути рѣкы и озеры, иссуши потокы и болота».

И что он сказал, этот грозный воин: «О мои сыновцы — то есть младшие в роду — Игорь и Всеволод. Рано вы начали в Половецкой Земле мечи пробовать и себе славы искать. Вас нечестно одолели, так как и вы нечестно кровь половецкую пролили. Ваши храбрые сердца в крепком харалуге скованы и в буесте закалены (разве такие слушаются мудрых советов старых людей?). Что же вы натворили? Что наделали моей серебряной седине? Позор моим сединам».

А совсем недавно серебряная седина не мешала героическим, сильным полкам Святослава пронестись смерчем по Половецкой Земле. А как до дела дошло — все эти полки куда-то подевались. И Святослав начал брата к ответу призывать: «А уже не вижу власти сильного, и богатого, и имеющего много воинов брата моего Ярослава».

То есть теперь сильные полки у нас уже не у Святослава, а у Ярослава. С черниговскими богатырями, с могутами, татранами, шельбирами, топчаками, ревугами, ольберами, которые и без щитов, с одними ножами засапожными, воинственными криками полки побеждают, звоня в прадедовую славу. Мол, раз говорили — мужаемся сами, будущую славу сами возьмем, а прошлую, прадедовую, сами поделим — вот и выкручивайтесь теперь сами. Потому что, не диво ли, братья, старому помолодеть? Вот когда сокол в мытех — то есть перелинял, оперился — тогда он высоко птиц избивает и не дает гнезда своего в обиду. А я стар. И главное зло — княжье мне непособие.

То есть великий грозный Святослав переложил все на брата своего Ярослава многовоинного. Но сильные полки Ярослава, снаряженные им с Игорем, уже сделали все, что могли.

— И вот после этих разборок князей те, кто прекрасно помнит, как звенела накануне похода Игоря слава в Киеве о сильных полках и харалужных мечах, очень точно замечают, что вот теперь волшебным образом времена перевернулись.

Киевская дружина жаждет веселия, старшие князья выясняют, у кого настоящая власть над войсками, а тем временем у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир Глебович получил три копья в бок, голосит, как обычно и раз, и два: «Се Половьци оу мене, а помозите ми».

Но теперь и ему туга и тоска: не нашлось почему-то желающих помочь. Святослав передал это дело Давиду, а Давидовы дружины собрали вече и решили не идти. Не такая Владимир птица, чтобы на помощь к нему лететь.

Вот тут и начинается замечательная часть «Слова», полная похухнания, — кровожадно сказал Ярослав.

— Тогда — перерыв! — решительно заявила я. — И ужин. Я есть хочу — умираю.

И голова у меня уже как чугунный котел от всех этих дел.

Картошка давным-давно остыла, пришлось ее на теплую печку поставить. За окнами расплескалась чернота. Салат был вкусный, мы его быстро съели. И картошку тоже. Чаем запили.

— Твои тревожиться не будут? — спросила я.

— Я предупредил, что задержусь, чтобы с важной темой разобраться. Нам везет, что твои дядя с тетей заняты.

— Это точно. Везет.

— Ты сильно устала?

Я задумалась.

— Я не сильно устала, а внезапно. Туга и тоска накатила. Но пока держусь.

— Давай еще немного «Слово» почитаем? — почти жалобно попросил Ярослав. — Пока никто не прерывает?

— Давай. Но с тебя — сладкий пирог.

— Хорошо, — уступчиво согласился Ярослав. — Завтра принесу. Но почему именно пирог?

— Не знаю. Но мне именно сладкого пирога захотелось. Может быть, моя голова его требует, чтобы лучше слушать.

Я и сама не знаю, откуда этот пирог вылез. Но представила пироги Любови Ивановны и подумала, что с ними дело пойдет куда веселее!

Мы вернулись к верстаку.

И к «Слову о полку Игореве».

Ярослав пододвинул поближе «Древнюю русскую литературу».

Сказал:

— Ни Святослав киевский, ни Ярослав черниговский, ни Владимир переяславский — никто даже близко к границам Поля Половецкого не подошел. Святослав сыновей, правда, отправил в Посемье — и то, не сколько города оборонять, сколько под власть свою взять.

И там вспыхнули мятежи, потому что Игоря с Всеволодом любили, а отпрысков Святослава — не особо. Воевода Тудор Посемье оборонял, и довольно успешно.

Ярослав поставил черниговские войска по Десне — стольный град свой прикрывать, а не русские рубежи.

Смольняне Давида встали ровно посередине между Киевом и Переяславлем — у Треполя, и дальше ни ногой.

Святослав с Рюриком, объединив силы, переправились все-таки через Днепр ближним бродом. Но Давид тогда войска увел обратно в Смоленск, посчитав, что хватит с него.

Половцы, узнав о приближении киевских князей, не стали особо дожидаться, унеслись к Римову, где люди вышли из города и спаслись в болотах, но город половцами был взят и разграблен.

Поскорбев о Владимире Глебовиче, князья, тем не менее, оставили его в Переяславле и разошлись по домам.

— Великий князь Всеволод! Не мыслишь ли ты прилететь сюда издалеча, отчий золотой стол поблюсти, а?

Ведь ты у нас можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вылить, вычерпать.

Был ты здесь, великий князь, с нами, убогими, глядишь, и чага бы по ногате стала, а кощей по резане.

Ведь ты можешь живыми шереширами посуху стрелять, удалыми сынами Глебовыми, — издевательски, с большим удовольствием перевел Ярослав.

— Я понимаю, что над Всеволодом смеются, а теперь расскажи, почему?

— Не только смеются, не только над Всеволодом. Для начала здесь оскорблен великий князь киевский: в его присутствии великим князем назвали князя владимирского и суздальского Всеволода.

Это к вопросу, радовался ли «Слову» Святослав, который очень болезненно воспринимал, когда покушались на его титул — ведь он оставил богатый Чернигов брату, лишился войск, получил лукавую киевскую дружину — и все для того, чтобы его дети сказали, что Киев им отний златый стол, и, значит, тоже могут стать великими киевскими князьями.