Юлия Галанина - Княженика. Книга 1. Золото

— Всеслав-князь для людей княжеский суд вершил, князьям — города во владение отряжал, а сам в ночи волком рыскал.

Из Киева мог за ночь дорыскать до Тьмуторокани, до утренних петухов, великому Хорсу, красному солнцу утреннему, дорогу перескакивал.

Он был мудрым и сильным князем.

И когда в Полоцке, в Святой Софии позвонили заутреню рано — он и в Киеве этот звон услышал. И ушел домой, не прельстился великим киевским княжеством.

И хоть была у него вещая душа в дерзком и крепком теле, но часто от несправедливых бед страдал.

И тогда ему мудрый Боян в утешение припевку сложил: «Ни хитрому, ни скорому, ни птице скорой — никому суда божия не миновать» — еще отольются его врагам те беды.

— О, стонать Русской Земле, вспоминая ранние годы и первых князей.

Прадеда Всеслава — старого Владимира нельзя ведь было пригвозить к горам киевским. Воевал он и на западе, и на востоке, и на юге.

А сейчас же даже лучшие князья уже не то: вот стоят стяги Рюриковы, а другие стяги — Давыдовы, братьев родных.

Но разные ветры им дуют, в разные стороны стяги вьются.

Разные песни копья поют!

На сегодня всё.

— Что, правда? — не поверила я.

Уж очень мы разошлись, я думала, до конца «Слова» не остановимся.

— Смешно сказать, но я тоже устал, — потянулся Ярослав.

— Правда?

— Правда-правда.

Вокруг творилось что-то неладное: по моим ощущениям, уже должно светать было, а судя по часам, сейчас даже не поздний вечер…

— Про пирог я помню, — сказал Ярослав у самой двери.

Я вышла проводить его на крыльцо. Чтобы хоть воздуху свежего глотнуть.

Небо было звездное.

В той стороне, где Байкал — мягко светилось.

Смешно получилось — мы с Ярославом как по команде глубоко вздохнули, втянули вечерний воздух.

Пахло железной дорогой. Замерзшим болотом. Старой избой. Приближающейся зимой тоже пахло. И очень приятно — Ярославом.

Стояли, молчали, смотрели на звезды.

Потом Ярослав пошел к себе, я вернулась в дом.

Печка была теплой-теплой, я забралась за нее на свою лежанку и стала размышлять.

А, может, и думать — если мысль быстрее думы, как говорит Ярослав.

Наш спор совсем перестал быть похожим на спор. Как с таким спорить? Он то летописью двинет, то Татищевым. И «Словом» прихлопнет.

Надо хотя бы понять, до чего мы дочитались на сегодняшний день. Получается, что походы старших князей были фальшивыми, только пыль в глаза всей Руси пустили, да половцев раздразнили, разобидели. Они собрались, подготовились — и вломили Игорю-князю. Может быть, и черниговский воевода тут замешан. Ведь он, наверное, и вел всех, как человек, вернувшийся из степи.

А когда войско Игоря полегло — все начали сваливать вину друг на друга, спасать свои задницы.

А автор «Слова», защищая честь Игоря, начал всем князьям прилюдно напоминать, что и они не святые. Каждого ударил по самому больному. Так, наверное, огрызаются, когда терять уже совсем нечего, все и так потеряно. И про честь им все выложил, и про славу, и какие они грозные да умелые на словах и в мыслях.

И о предательстве сказал — когда внуки князя-оборотня Всеслава предали своего младшего брата. И Ярослав черниговский, получается, своих младших Ольговичей.

Да уж, звона на Руси, думаю, было много.

А потом начался рассказ о Всеславе Вещем. Который, получается, воевал с детьми Ярослава Старого, то есть Мудрого, за свой Полоцк.

И который пережил то же, что и князь Игорь — как его людей перемолотили в мелкое крошево на Немиге-реке. Которому досталась несправедливая и тяжелая судьба.

Как князю Игорю?

За печкой я, прямо как запечный таракан, отогрелась и лапками зашевелила.

Вспомнила, что мне нужно в подполье слазить, морковки достать. Заодно и проверю, сколько у меня осталось после вторжения дяди Гриши.

Подняла крышку. Спустилась, в патрон лампочку поплотнее вкрутила. В подполье зажегся свет. Я выбралась, надела резиновые перчатки, взяла пакет. И исчезла в недрах.

Морковки, закопанной в песок, было предостаточно, рой себе да рой. Не один дяди-Гришин визит еще переживет.

Я решила подрыть с краешку, чтобы не тревожить основную яму: у меня еще вся зима впереди. Не с того боку, где дядя Гриша порезвился, а с другого. В перчатках даже совок особо не требовался. Можно было прямо руками песок разгребать. Толстенькие морковки отправлялись в пакет. В песке я наткнулась на что-то скользкое и плотное. Что-то загадочное, обмотанное толстым полиэтиленом. Я как заправский археолог стала откапывать подвернувшийся клад. А вдруг тут та-а-акое? Золото-бриллианты?!

Вырыла небольшой, но тяжелый сверток.

Вытащила его наверх, как и морковку.

Отряхнула с него песок и землю. Положила на верстак. Нашла ножницы, разрезала полиэтилен. Это было нелегко — песок не весь отряхнулся. Под верхним слоем оказался промасленный кусок брезента. Развернула — внутри лежал наган. И мешочек патронов. Похоже, папина заначка.

Наган был старый, да что там старый — старинный.

На нем было написано «Рев. сис. Наган». Сначала я подумала, что это революционный сис. Наган. Потом сообразила, что это револьвер системы наган. Там стояла дата: 1904 год. И надпись овальная: «Императорскiй тульскiй оружейный заводъ».

Кажется, я его помню…

Это даже не папин, а дяди-Гришин. Как он его раздобыл — тайна за семью печатями, но наганами вооружали геологов, им нельзя было ходить в маршруты без оружия. Не думаю, что дядя Гриша напал на геолога и завладел наганом, скорее всего, купил списанный. Может быть, по документам наган давно уже уничтожен, а он — вот он — в моем подполье хранится.

А может быть, если тут хорошенько порыться, и пулемет откопается? И парочка реактивных снарядов?

Дядя Гриша тогда вывез всех нас на пикник на лесную полянку… И там показал свою новую игрушечку.