Ингвар Нинсон - Красная книга [СИ]

Ингвар гадал, что же будет, когда они доберутся до верхушек близлежащих деревьев. Муравьи заполняли деревья, гнездились на листочках и иголках, превращая окрестные ели в красные изваяния, сплетённые из медной проволоки.

Пока фонтан не брызнул последней россыпью, и все муравьи разом не сгорели.

Каждый превратился в огненный всполох, и вся поляна превратилась в пышущую жаром сковороду. Земля, деревья, костёр, тиунские мечи... Всё это истлело под огоньками, успевшими мелькнуть сначала густым кармином, затем киноварью, алым, рыжим, а потом превратившись в нестерпимо-белый огненный свет.

На месте погребального костра осталось лишь пятно коричнево-красной трухи.

Огоньки муравьев истаивали тонкими струйками вонючего серного дыма.

Как красные листочки.

Как брошенная в огонь деревянная стружка.

Как волосы, шипящие, сворачивающиеся и дурно пахнущие. Пахнущие...

Как жжёные перья... запах которых окутывал и становился всё сильнее...

Жжёные перья.

← 88 Песнь Кукушки 90 Ускользающий Запах →

90 Ускользающий Запах 90

Ускользающий Запах

Ингвар застонал.

Боль взломала затылок.

— Бежим. Быстро!

Грязнулька кашлянула и скривилась.

Принялась выпутываться из ремешка, к которому-таки успела себя привязать, пока Нинсон с открытым ртом смотрел за колдовством. Но теперь на месте колдовства были гигантские клубы пара, над осевшей, будто хорошо перекопанной землёй.

Пахло пашней, баней и жжёными перьями.

Звуков не было никаких, хотя Нинсон и готовился к тому, что по ушам ударит хлопок и долгое шипение, для которого он и держал рот приоткрытым.

Ингвар пихнул девочку в спину и загородился защитной руной.

Кукла сделала несколько шагов, но оптом опять остановилась, поправляя сползший лапоть. Она так усердно пристраивала ногу к сапогу великана, что тесёмки не выдержали. Грязнулька скривилась и закашлялась:

— Фу-у! Фирболг? Ты чувствуешь этот запах?

Руна Дэи не помогала, тогда Ингвар метнул руну Шахор. Без толку. Сейд не крутился и оргон был тяжёл и безжизненен, как пустой парус.

— Фу... Это муравьи так пахнут?

Девочка пошатнулась, Уголёк выскользнул из пальцев, и тягучей смоляной каплей сполз на ногу, просочился сквозь ткань, провалился в лыко, впитался в кожу.

— Фирболг я больше не ... могу...

Клять! Великан сквозь куртку подхватил девчонку за лямку рюкзака, забросил на плечо и побежал прочь. Подальше от жжёных перьев, отшибая от себя всё возможное колдовство не рунами, а старым деревенским наговором:

— Дахусим!

«Давай! Давай! Давай! Дахусим! Давай! Двадцать, двадцать, двадцать! Давай!»

Великан даже не помнил, как они убежали от запаха жжёных перьев и едкой пыльцы. Впереди была дорога, ведущая в Бэгшот. Позади погребальный костёр и злое колдовство. Ингвар поставил девочку на ноги:

— Давай, Грязнулька, дальше сама.

— Можно?

Кукла показывала босую ногу. Лапоть таки потерялся.

Нинсон помнил, что у неё была запасная пара.

— Да, только переобувайся скорее!

Пробежка допила последние силы. Действие коварного тоника заканчивалось.

До Бэгшота им сегодня не дойти. Но надо попытаться. Рука. Бранд.

— Фирболг, ты тут ждёшь? Ты поспишь? Ты лёг? Ты тут? Всё?

Девочка видела, что ему плохо, волновалась за него. И эта озабоченность, пусть и совершенно бестолковая, была приятна Тайрэну, отвыкшему от целительных взглядов встревоженных женщин.

Девочка быстро распотрошила рюкзак и сменила обувь.

У неё с собой оказались не только новые лапти на прекрасной кожаной подошве, но и чистое платье нежного кораллового цвета. Дэйдра повернулась спиной, чтобы Таро не видел её пупок, и стянула сарафанчик. Тайрэн подумал было отвернуться, но решил не выпускать девочку из поля зрения.

На неё было приятно смотреть. И он смотрел.

Выпустил лук, воткнул стрелы в землю. Устроился удобнее, облокотившись на рюкзак. Дейдра всё это время сидела на корточках и не одевалась, а только делала вид, что копошится в вещах. Так, чтобы он точно видел её тонкий, склонённый затылок и покрытую мурашками спину. Капли холодного дождя ровными крупными жемчужинками скользили вдоль изогнутого позвоночника, обтекая и оглаживая каждую косточку.

Впрочем, может быть и не делала вид, а действительно перерывала свои запасы, потому, что вещей у неё оказалось множество. Она всё ещё держала в руках коралловое платье, а на земле перед рюкзаком появлялись гребни, ксоны, связка платёжных карточек, наручные свотчи, украшения из цветных смол и стекляшек, доска для игры в Башню Фирболга и такое множество мелких вещиц, словно бы Дэйдра заделалась коробейником и раскладывалась на целый день торговли.

Но Таро Тайрэн не мешал и не торопил.

Любовался склонённым тонким затылком и жемчужной дугой позвонков. Понял, что на гладкой и загоревшей коже, уже было и не найти следов от шрамов. Два или три последних дня смыли с неё прошлое, как корку походной грязи. У неё округлились плечи, стала заметнее грудь, и определённо раздались бёдра.

Тайрэн подумал, что скоро уже ей нужно будет замуж. Как раз в городах начнётся весенний тиндер. Они не смогут себе позволить билет на серебряную или золотую сцену. А что ей, такой красавице, делать на медной? В толпе сисястых крестьянских простушек?

«Ну, может быть, ещё выгорит с распиской Бэра, — подсказал Ингвар Нинсон — будет нам и серебряная сцена, и женихи поприличнее».

Вторя мыслям Тайрэна, Дэйдра повернулась другим боком. Она была проворна и гибка, как хлыст. Ползала вокруг рюкзака, тянулась за всё новыми и новыми вещами, во всё новых и новых клапанах и кармашках, не забывая искоса поглядывать, смотрит ли Таро за тем, какой она теперь стала. А потом, только удостоверившись, что он оценил все происшедшие с ней перемены, девочка скользнула в коралловое платье.

Девочка с победным видом извлекла из рюкзака моток красной Макошиной Нити. Тайрэн механически посмотрел на оружие. Понял, что у него в руках лук Фэйлан. А Уроборос в сайдаке и должен висеть где-то за плечом. Видимо, со снятой тетивой.

Оказалось, Дэйдра хочет использовать Макошину Пряжу в качестве пояса. Несмотря на появившиеся округлости, Дэйдра оставалась худенькой куклой и таким поясом могла бы опоясаться трижды. Но на концах Макошиной Нити сидели похожие на Мортидо серебряные паучки. Дэйдра соединила их, и паучки втянули в себя пояс, ремешок затянулся с сильным и хрустким щелчком.

Из вороха украшений Дэйдра выбрала лишь костяной амулет, который не подходил к этому наряду. Он и украшением-то не был. Скорее уж вибросвисток, шаманский талисман, череп диковинной птицы, всё это одновременно.

Увидев это украшение, Таро схватился за голову.

Затылок разламывался так, что перестала ощущаться боль ото всех остальных ран. Словно под череп вогнали отогнутый край фомки и теперь налегали, стараясь сковырнуть голову с позвоночника.