Ольга Озерцова - Веснянка

– Смотри.

А люди уже поднимались и спешили на вершину холма. И протянули руки к небу:

– Солнышко! Дай нам всем счастья, тепла и света!

Не забудь самую малую травку!

Нет тебя щедрее,

Добрее,

Солнышко!

Рукой она касалась руки незнакомца, и сквозь нее по пальцам проникало тепло, горячее, как солнце. Люди ждали, затаившись, почти не дыша. Он ощущал, как до него дотрагиваются маленькие, слабые пальцы, и вдруг его, словно боль, пронзила такая жажда, ему вдруг захотелось невозможного чуда…

– И ты родишься каждый день лучше, чем было. Ведь ты взойдешь, солнце, ты не оставишь своих детей во тьме.

Светик смотрел во все глаза и все-таки пропустил, как оно появилось.

Радужки голубые, желтые, играясь, разбегались. Рассветилось. Пошли круги, переливаясь зеленым, красным. Оно играло, купаясь в небе, прыгало [42]. Люди подняли руки.

Но то, что увидел незнакомец, было необыкновенно. Он резко сжал руку Веснянки, вздрогнул, притянул ее к себе.

– Ты испугался?

Он зажмурил, потом снова открыл глаза, до боли прижал к себе Веснянку.

– Мне казалось… такого не бывает…

Люди пели великую песню солнцу, самую светлую.

– Солнышко, тебе песнь споем!

– И ты родишься каждый день лучше, чем было.

С того дня они часто встречались.

Девушка возникла из запаха цветов и трав. Он несмело подошел к ней. Она сбежала с горки, ясно улыбнулась ему.

– Смотри – это мост в страну счастья. Видишь? – она подняла руку к небу. – Заря-зарница протянет чудесный мост блестящий, зачерпнет из источника и окропит росой, прольется дождем, и он, как мед сладкий, вернется к роднику. Что ты так смотришь, ты мне не веришь? Да что ты? Повторяй со мной, – она взяла его за руки. – Эй ты, радуга-дуга.

Он виновато улыбнулся:

– Ты говори, я слушаю. Но сам я так не могу, в том краю, откуда я, другие песни.

– Тогда пойдем к роднику. В него сейчас опустился конец радуги.

Источник приветливо журчал, в нем отражались блики разноцветной радуги. Девушка встала на колени, отпила воды, он нерешительно замер.

– Да что ты? Попробуй живую воду!

Она зачерпнула ее ладонями и протянула ему. Он наклонился и шершавыми губами выпил, прикоснувшись к ее рукам. Закрыл глаза.

– Что с тобой?

– Мне никогда не было так тихо…

Веснянка улыбнулась:

– Хорошо, что я привела тебя к нашему роднику. Гость, который недавно приезжал к нам, говорил – как выпьешь этой воды, верится, что люди рождаются для счастья.

– Но это не для меня.

Веснянка придвинулась близко и заглянула ему в глаза.

– Почему ты думаешь, что не можешь быть счастлив?

Он побледнел и что-то нечеловеческое, незнакомое и страшное мелькнуло в его лице… Но она провела по его волосам.

– Не надо, я не люблю, когда гладят.

Тихие руки, ощущение как от далекого запаха ландыша, закрыть глаза и схватить, прижать к себе. Нельзя.

– Прости, я пришел из края, где люди как волки. Разве я виноват, что родился не в вашей стране?

– Не бывать человеку волком, главное – не очерстветь душой.

– Там, где лес, – другие законы.

Девушка задумчиво покачала головой:

– Лес тоже добрый. Только в лес иногда страшно войти…

– Почему страшно?

– Тьма в нем живет… А ты где живешь? Там? Далеко?

– Да, в чаще. Если обойти холм, родник, за рощей и сосновым бором.

Девушка вдруг обрадовалась:

– Но это же чудесно. Значит, где-то рядом с твоей избушкой и живет берегиня. Она тебя сбережет.

– Рядом со мной? Кто?

– Ты разве не знаешь? Тогда я расскажу тебе. Там, в чаще, спокойная добрая берегиня. Она наклоняется над колыбелью ребенка. И еще где-то в лесу живет Мокошь [43], она плетет нити человеческих судеб, опускает в реку, и они плывут… А в домах у нас – дедушка-мохнатик. Он такой добрый, – она всплеснула руками. – Да столько всего забавного творится кругом! То лешие и лешачихи раскачивают деревья, то в болоте кикиморы куролесят.

Веснянка говорила, показывая на лес, на озеро, и он, оглядываясь, видел, что там и в самом деле что-то шевелится, ворчит, пыхтит, бегает.

– У нас есть русалки водяные, выходят они перед Великим праздником и ходят по полям, качаются на деревьях. Где они играются – там трава росная. А еще есть у них и маленькая сестричка – полевичка. Я думаю, растет она с зерном, и как зацветет поле, бегает, купается в жите, кувыркается, с цветами шепчется. Ты не видел ее? Когда жито колышется – там русалка, надо только всмотреться. Сначала она зеленеющая, а в конце лета золотистая. Только ее нельзя обижать – она очень доверчивая. А это моя березка, та, что на вершине Ярилиной горы, моя сестра, она все слышит и все понимает.

Когда девушка ушла, он остался на холме и будто заново вглядывался в окружающий мир. Кругом было движение, шелестение, жизнь веселая, незнакомая ему. Он смотрел на нежно-розово-золотистое небо и пытался увидеть ту, которая ткет покрывало зари. И из-под ее рук летит золотистая пыль заката. Он подошел к березе. Осторожно погладил мягкую кору, провел руками по стройному стволу. Встал на колени. Ему почудилось, что будто то Веснянка. Листья что-то шептали, он мучительно пытался их понять. Потом спустился к полю. Трава светилась. Над ней теплый запах лета и солнца. И внутри что-то шевелилось, рябь волнами весело пробегала от края до края поля. И вдруг он в самом деле разглядел… Полевичка купалась во ржи, а ее солнечно-золотистые волосы мелькали над стеблями. Она кувыркалась, падала, резвилась. Подбежала совсем близко к нему. Он протянул руку, ему захотелось дотронуться до этого золотистого, как солнечный луч, чуда. Полевичка засмеялась своим тихим смехом и исчезла во ржи. Он долго смотрел, как нежно, порывисто трепещет ее цветочный венок над травами.

Сзади послышался голос:

– Русалочки купаются! Хорошо!

Стройный ясноглазый юноша, друг Веснянки, встал рядом.

– Это полевичка. Помню, как я в первый раз познакомился с ней. Старик подозвал меня. На руках у него – маленькое светлое существо то с золотисто-карими, то с зеленеющими глазами. Мы с ней дружим. Ну и озорница же она!

Они долго стояли вдвоем на краю поля и смотрели. Незаметно подошла ночь.

– Ну, пойдем. А то она, шалунья, еще начнет проказить – хорошее мы с тобой сегодня видели.

И Ярилка протянул незнакомцу руку. Тот удивленно взглянул на него, потом вдруг широко улыбнулся и пожал ее. И они разошлись.

Когда он засыпал в ту ночь, мягкая ветка коснулась его лица. Она была мохнатая, на листах что-то пушистое, упруго задела его по лбу, глазам, щеке. Он первый раз не пошел к себе в чащу… Лег под кустом орешника на теплую землю, растянулся, подложив под голову руку, и расслабленно вздохнул. Пахло полем, недалеко была их деревня, и он будто чувствовал, как спокойно без боли, тихо они спят… Нет, не то чтобы ему хотелось быть к ним ближе, нет, просто вдруг он лег в траву недалеко от опушки и понял, что сейчас уснет, как давно уже не спал. Тишина живого, он никогда не думал, что живое так тихо. Он знал, что там, где он сейчас жил, – он был сильным и там ему надо быть. Теперь он знал, что здесь у них – колдовство, и они только притворяются простыми. Он все знал… И смутно чувствовал, что такого вот вдруг непонятно откуда пришедшего покоя, может быть, больше не случится с ним. Но он положил свою тяжелую голову на руку, закрыл глаза…