Ольга Озерцова - Веснянка

Он тоже может сейчас закрыть глаза и уснуть, как те, он может… Он понял, что был болен, очень болен. Что этот дурман, эта болезнь напала на него, вкралась в него в этом краю… И все оттого, что он когда-то вошел в рощу. И теперь эта болезнь будет приходить к нему часто, и он будет изживать, выжимать ее из своего сердца, а она снова придет.

Он не знал ее имени. И тогда ему суждено метаться, и в момент, когда она подступает к нему, бояться и ломать руки.

Он понял также, что все люди больны тем же… В этом их слабость, и в этом их сила. Так же больны.

Он спал тихо, без снов, а над его лицом качалась ветка орешника, настойчиво дотрагиваясь до лба, как будто бы ей очень хотелось, чтобы разгладилась резкая морщина на нем.

Поутру Веснянка шла вдоль поля. Травы расшумелись, зацвели, расходились. Солнце лило золотистое вино счастья, оно проникало через кожу внутрь… И хотелось ей стать как розовое облачко, как розовая роса, и улететь, раствориться в солнце, чуть дотронется до нее заря. Раскинула руки, потом расслабленно опустилась в траву и стала собирать полевые цветы. И все в ней, задыхаясь, шептало: «Счастье подобно росе, что улетает от утреннего луча…»

Кто-то тронул ее за руку. Светлая девочка тихо взглянула на нее:

– Ты зачем сорвала мои цветочки?

– Ты прости меня, полевичка, я их подарить хочу.

Русалочка взглянула вдаль и, увидев там, у леса, кого-то, выхватила из своих волос еще цветок, подала Веснянке.

– Подари и его, – и убежала.

Он снова шел к полю.

– Я принесла тебе цветы.

Веснянка подошла к нему близко-близко.

– Мне… цветы?

– Это чудесные цветы, их собирает полевичка.

– Мне… не надо, не дарят их.

Чувство какой-то сильной благодарности, похожей на боль, охватило его.

– Они охранят тебя. И ты услышишь, о чем думают травы. Я хочу, чтобы ты все слышал.

Она заглянула ему в лицо, ее волосы касались его щеки. И вдруг с ним что-то случилось. Ему показалось, что он не жил до этого мгновения. Что не было, не было ничего до этого.

– Я хочу, чтобы ты все увидел. И счастье… Ты знаешь, оно подобно росе, розовеющей от утреннего луча. Что ты так смотришь?

Она сидела близко. А ему хотелось схватить ее, будто она сейчас исчезнет.

– Я просто не привык к такому. Не знаю, правда ли это? Не снится ли мне? Я верю, что в твоих руках… есть сила оживлять все кругом. Когда ты рядом, я вижу то, о чем ты говоришь. Но я пришел издалека. Я чужой вам.

– Разве есть чужие? Мы всех любим.

– Ты светла сердцем, ты не знаешь горя. А если кругом лес, если каждый день видишь кровь… Хорошо быть добрым, когда тебя все любят.

– Мы всех любим, каждый имеет право быть любимым. И если бывает хмурый лес, ну, забудь.

– Вы любите, пока вам хорошо. А если бы вы узнали, что вас ждет боль, все стало бы по-другому.

– Ну что ты говоришь. Каждый имеет право быть любимым. Посмотри, – она поднесла цветы к его лицу, и он ощутил их колдовской запах. – Эти цветы раскрываются для всех, пробиваются из земли с болью. И тихие духи цветов рождаются везде, наполняют ночью лес этим запахом, дотрагиваясь до ландышей, те звенят. Звезды набухают соком, и мед падает с них на лепестки для всех. Утром же солнце льет золотистое вино счастья, попадает на цветы, чтобы каждый мог заглянуть и увидеть. Возьми их.

– Спасибо, – он вдруг встал на колени и прижался горячим лбом к ее прохладным рукам. Тот дурман, который охватил его, был странным, как будто он всю жизнь пил, ел, боролся и не подозревал, что умирает от жажды…

Девушка гладила его жесткие волосы. Колдовской запах расточали деревья, травы. Его лоб пылал беспомощно. Они долго сидели так, рядом, и разошлись на закате.

Каждый имеет право быть любимым, каждый имеет право быть любимым. А над ним тает покрывало зари, золотистая пыль заката. Дурман охватил его. Золотистая пыль падала… И щемящая благодарность… к роднику за то, что он журчит, к березам за то, что они шумят.

За то, что вы есть.

Если есть что дурное, забудь, забудь…

И он забыл.

Лес, мой лес! Ты научил меня быть сильным, неужели есть что-то более сильное…

А на небе – закат. Он горел радостно, яростно. Он распахнулся на все небо. Это заря – она швырнула что-то яркое.

А чувство было острым, горячим, тревожным… Хотелось вдохнуть глубже. Больше всего оно напоминало голод. Или желание запеть. Что же это?

«Ты хочешь счастья, мой друг». Осмотрелся – кругом что-то творилось. «Есть чувство сильнее боли, крови, тьмы. Сильнее самой силы – это желание счастья».

Тревожно оглянулся и почувствовал, что он не одинок. Озирался, как загнанный. Каждая травинка раскрывалась так трепетно в ночь с той же жаждой. Ландыши где-то звенели. Шелестели листья. Птицы пели. Он задохнулся. Заморочили… Так вот оно… И все раскрыто, распахнуто навстречу друг другу, как бутон накануне цветенья.

Упал на колени и лег. Токи земли пронзили его. Над ним солнце, такое, какое он увидел тогда на празднике. И благодарность к земле… Он понял, что в ней…

Благодарю тебя. За всю боль, ожоги, раны, если ты мне подарила это. За всю ту страшную жизнь… За всю муку. Если дала мне это. Благодарю.

Над ним тает покрывало. Золотистая пыль заката…

И вдруг он понял, что хочет счастья. Несмотря на боль, смерть, на то, что он – это он.

Он хочет счастья… Больно от жажды. Как розовеющая роса, ждет зари… золотистая пыль падала.

Благодарю тебя. Он припал к земле.

Пусть боль, пусть…

И земля ответила ему, охватила его теплом.

– Смотри!

Солнце закатным красным глазком горело над чернеющим лесом, затем разлилось розовым туманом – и на нем два плывущих облачка.

– Видишь? – она указала рукою им вслед. – Ярило ушло в страну закатного солнца, откуда весной прилетают птицы. Та страна издали кажется нам как розовое облако. Что за ним – никто не знает. Как ты думаешь, раз птицы оттуда прилетают, то и песни оттуда?

Он улыбнулся и смотрел на нее так осторожно, будто боялся спугнуть.

– Не знаю, тебе лучше знать, откуда прилетают птицы и песни. Я больше понимаю в лесных криках и вое.

– Скажи, а ты сам не оттуда? Может быть, твоя страна ближе к закатному солнцу? Ты не подходил к ней ближе нас – туда, где восход и закат сходятся?

И девушка пододвинулась к нему, заглянула в глаза совсем близко.

В лице его вдруг что-то дернулось, как от ожога. Будто кто-то горячей веткой хлестнул по коже. И в широко раскрывшихся глазах ей почудилось страшное. Но мгновенно исчезло, и он улыбнулся.

– Нет, что ты, я из страны, где темный лес и долго тянутся ночи. Это вы совсем близко к той закатной стране и солнцу. А там, где я жил, люди чаще злые, чем добрые.

Девушка сочувственно склонилась к нему еще ближе: