Ольга Озерцова - Веснянка

Молитва бортника. Аничков сообщает интересное свидетельство Менеция (XVI в.) о пруссах, литве и жмуди: «В день св. Георгия они имеют обыкновение приносить жертву Пергрубиносу, которого признают богом цветов и растений. Жертвоприношение происходит следующим образом. Жрец, называемый вуршкайт, держит в правой руке чашу, наполненную пивом, и, призывая имя бога, поет хвалу его: "Ты, – возглашает он, – прогоняешь зиму, ты возвращаешь прелесть весны, ты зеленишь поля и сады, покрываешь листвою рощи и леса". Пропевши эти слова, он схватывает зубами чашу и, не прикасаясь до нее руками, выпивает пиво, пустую же чашу бросает назад через голову» (с. 106).

Сварожич – божество огня, молились ему у овина. См., например, то же «Слово об идолах»: «Огневи Сварожичю молятся» (Гальковский. С. 49).

Широко распространенные поверья, что на Пасху, Троицу, Купалу можно видеть, как солнце играет, купается, прыгает, записаны во многих областях России, западноевропейских и других странах.

Мокошь – единственное женское божество восточнославянской мифологии. Ее идол был поставлен князем Владимиром рядом с мужскими божествами на холме в Киеве. Упоминается в «Слове о мздоимцах» (XVI в.): «Молятся огневи пред овином и вилам и Мокоши и Симу и Реглу и Перуну и роду и рожаници» (Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. Т. П. М., 1989. С. 163). Иванов В.В. и Топоров В.Н. считают, что имя Мокошь связано с корнем «мокрым», «мокнуть» (вместе с тем возможна и связь с *mokos – «прядение»). Типологически Мокошь близка греческим мойрам, германским норнам, прядущим нити судьбы, хеттским богиням подземного мира – пряхам, иранской Ардвисуре Анахите и продолжает древний образ женского божества – жены (или женского соответствия) громовержца в славянской мифологии (Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М., 1992. С. 169).

Поверья, связанные с кукушкой и похоронами ее. В похоронах кукушки участвуют только женщины. Хоронят кукушку обязательно тайно, чтобы парни не заметили. Закапывают ветку, одетую в женский костюм, или травку под названием кукушкины слезки.

Очевидно, Кострома связана с вешней силой растительности и трав. Соломенную куклу обряжали, несли к реке или в поле и там разрывали на части. «Женщины в это время завываниями выражали скорбь и отчаянье, мужчины пели песни и плясали, дети бегали взад и вперед» (Сахаров. Т. II, кн. VII. С. 91). Женщины причитали, когда кидали ее в воду: «Пойди душа ее прямо-таки в рай, таки в рай, таки в рай» (Шейн. С. 370). «Какая-нибудь умелая баба начинает голосить как о покойнице, иные смеются, третьи поют и пляшут, и всем очень весело» (Максимов. С. 428). «Смех имеет целью обеспечить убиваемому существу новую жизнь и новое воплощение» (Пропп. С. 103).

Об обряде изгнания из племени со словами «будь ты волком» см.: Иванов, Топоров.

«Когда прыгали через огонь, в котором сжигалось воплощение сил природы, перескакивая через него в одиночку или парами, то этим как бы приобщали себя к этой силе»; «девушки и мужчины, взявшись за руки, прыгают попарно через огонь. Если при скакании не разойдется пара, то это явная примета, что она соединится браком» (Пропп. С. 88 и др.).

О празднике Ярилы известно очень мало. Очевидно, он имел особенно вольный характер, но записей почти не осталось. Иванов и Топоров приводят следующие свидетельства: «Проводы весны – чучело лошади с разными грубыми атрибутами, которое носили по лугу. В источниках упоминаются пляски и песни в честь Ярилы на полях. По данным великорусских источников, Ярила выступает как воплощение силы плодородия, хотя часто эта функция представлена в суженном или вырожденном виде. Это проявляется в обычае, по которому в этот день девушек отпускают «поневеститься» и снимаются некоторые запреты на отношения между молодыми людьми… В великорусских источниках Ярила может быть и стариком. Смотри выкрики, которыми его провожают: "Помер вин, помер, який вин був хороший!"» (с. 212); «День Купалы также называется Ярилиным днем. Ярилки празднуются после Воскресения перед Петровским постом в роще на холме, называемом Ярилина плешь. Сюда участники праздника (участие семейных запрещено) приплывают на челнах. Возжигается костер, поются песни с «причинкой», т. е. неприличные. После этого начинаются разнузданные оргии, кончающиеся только к утру. На вопрос Н.М. Медельсона, кто же такой этот Ярила, которого так почитают, ему ответили: "Он, Ярила, любовь очень одобрял". Сообщается также, что за 20–30 лет до этого оргии были еще разнузданнее» (с. 213).

О слепоте и происхождении героя мифа от камня как знаке воплощения смерти говорится в хеттской поэме: «Уликумми (сын каменной скалы) слеп. По отношению к нему повторяется формула:

В эпизоде поэмы, где богиня Иштар пытается обольстить Уликумми пением и игрой на лютне, Большая Волна, встающая из моря, объясняет ей, почему ее старания тщетны:

Слепота Каменного Убийцы, защищенного камнем от вида опасных для него богов (как Иштар), может быть объяснена понятием "обоюдной невидимости", введенным В.Я. Проппом, для объяснения сделанного А.А. Потебней наблюдения о слепоте славянской Бабы-Яги как воплощении смерти» (Иванов, Топоров. С. 125).

Превращение девушки от тоски и горя в березу, тополь и т. д. – чрезвычайно распространенный мотив в народных песнях и балладах.

О жертвоприношении упоминается в описании язычества при князе Владимире в «Повести временных лет» под 980 г.: «Нача княжити Владимир в Киеве един. И постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Семаргла, и Мокошь, и жьряху им, Наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери и жьряху бесом и осквьрняху землю требами своими». Археологические раскопки славянских святилищ подтверждают эти летописные сведения. См., например: Тимощук Б.А., Русанова И.П. Второе Збручское святилище. В кн.: Древности славян и Руси. М., 1988. С. 78–81.