Ольга Озерцова - Веснянка

– Разве я плакал? Я не умею плакать, малыш. Странные сны стали сниться мне в вашем краю. Боль, огонь, свет перемешаны… – и вдруг он резко встал. – Не туда ты пришел, не место это для тебя. Уходи, уходи отсюда, мальчик. Я сейчас вернусь, а ты уходи.

И он ушел в хижину.

– Она дочь весны. Ей тьма непонятна. Я знаю, всем, может быть, даже богам, кажется, что ты не правый. Но она перестала петь…

– Ты еще здесь, мальчик?

Он стоял у входа в хижину, маленький с ясными, смелыми глазами, решительно держал руки за спиной и все говорил свое:

– Я знаю, ты сберег ее… от страха ночного. Но ты не знал… – мальчик подошел совсем близко. – Ты слышал, как она поет? Ведь песня спасет от страха. Бабушка мне говорила, когда тебе страшно, а кругом темнота и нет света, слушай песню – и увидишь, куда идти.

И смотрел внимательно, ожидая ответа. Волк от удивления не мог вымолвить ни слова. Наконец, он с трудом проговорил:

– Ты должен уйти, мальчик. Это нехорошее место. Таким, как ты, как она, нельзя здесь быть. Здесь плохо. Я уже говорил тебе, уходи.

– Но я мужчина, и я останусь.

– Злые силы съедят тебя. Я дурной, сейчас тебя брошу, уйду, оставлю здесь одного.

– А вот и не съедят, и ты хороший.

И крошечный мужчина решительно сел, прислонившись к елке.

– Я ухожу. Здесь страшный лес.

– Я останусь.

Волк скрылся за деревьями. Мальчик не уходил. Спустились сумерки, темнота, он тревожно озирался по сторонам, но не двигался с места… и уснул. Волк подошел, бережно взял его на руки и отнес к дубу на опушке. И когда нес это маленькое тельце, древняя тоска защемила в нем: «У нас с женщиной из-за болота никогда не будет детей, не для меня, не для нас это».

Он стоял за дубом, даже здесь, около села, боясь, как бы дикий зверь не подкрался к мальчику, но вот увидел стройного высокого молодца, друга Веснянки.

– Светик! Ты где был? Тебя все ищут! А ну пошли! Сейчас Добрита с тобой поговорит! Ужо он тебе покажет!

Несмотря на суровый тон, глаза Ярилки тепло смотрели на Светика, он нежно обнял его за плечи, и волк почувствовал, как все они любят этого крошку. И не надо было охранять его от зверей, он не нуждался в нем, волке.

Волк вспомнил ветку, и ему стало обидно, ветку, руку, тишину. Сел под дубом, закрыл глаза и постарался вызвать в памяти ее образ. Сначала тот пришел к нему как тихая боль, он почувствовал ее где-то под сердцем. А потом вдруг Веснянка встала перед глазами, улыбнулась, почему-то обняла его, прижала голову к груди и говорила что-то невообразимо ласковое, как то розовое небо. Волк застонал и вскочил. Эта земля морочила его. Ее духи лгут ее людям. Мой путь – путь волка. Мой путь, путь волка… Черный лес. И тут он снова вспомнил. Он знал, что пощады не будет. Как они умели унижать! Он вспомнил даже не лица, а шипящие слова… как они их произносили. Человек добр?

Кричать, умереть… Никто бы и не взглянул, над тобой только бы посмеялись. Глаза, белые от ненависти.

Волк сидел под дубом, лоб его покрылся испариной. Он не понимал, не понимал… И оттого ему было больно. Первый раз не оттого, что его ударили по коже, унизили, ранили. Здесь, на этой земле, ему было больно оттого, что он не понимал. И эта боль была не менее мучительной.

Он взглянул в ту сторону, где стоял их дом. Но они, ее братья, они ведь тоже люди. И они… Он вспомнил горячую братину, вспомнил, как ему протянул руку друг Веснянки. Они такие же люди. Солнце, что же творится на твоей земле? Но скажи мне, все смешалось в уме моем.

Зол ли человек? Человек он или волк? Что же он такое? Ведь те, другие, они хуже зверей.

Веснянка говорила про Великий страх ночной: страха не было. Лес не был злым, он был черным и темным, жестоким. А вот люди… Или они добры? Скажи мне, земля, я не хочу быть с ними, этими, я не прошу быть с ними, меня уже сожгли ветками, я в самом деле волк. Но ты только скажи, ведь они же добрые? Человек добр?

Он вышел, шатаясь, из чащи… Неуверенно остановился – родник где-то здесь. И он встал на колени.

– Светлая богиня.

Ключ прорезал темную талую воду, и будто что-то шевельнулось в ее глубине.

Поцелуи той женщины, грязь, ожоги горели у него на губах.

– Я волк, я чужой для тебя, незнакомая богиня. Но если ты можешь… Если ты здесь в самом деле оберегаешь, укроти мрак. Светлая богиня, сбереги ее от черного глаза, от злобы, от слепоты, от мрака.

Как луч, что пробивается в чаще, он слаб, он редкий гость, любой ветерок сдует его. Сбереги от леса и мрака, от боли, ожогов, муки.

И если ты ее в самом деле любишь, сбереги ее и от меня.

Что такое это дикое стремление к счастью? Зачем оно, зачем оно нам? Может быть, правда лучше от него избавиться?

– Ведь все тогда проще, все проще. Но самое простое – быть камнем.

Как в глухую стену, стучалась к нему в душу. Она у него косматая и страшная. Да, он зверь тьмы… Темна душа его, волчья она.

Но только…

Я не люблю тебя. Нет. И взглянул. И этот взгляд остался в ее памяти. Не смотри на меня так. Зачем же ты так на меня смотришь… Откуда эта боль?

– Отец! А если долго человека обижать, он станет камнем или волком?

– Что ты, дочка, разве у нас кто-нибудь кого-нибудь обижал?

– Я не о том. Скажи, отец, тебе никогда не было страшно, будто что-то чужое, темное рядом, где-то за твоим домом. Ты живешь, радуешься и не знаешь, а оно есть. Там… И если оно подойдет к тебе, войдет в твою жизнь, сможешь ли остаться собой, отец? Вдруг так и превращаются в зверя? Можно ли жить совсем рядом с этой тьмой – и как бы не знать?

– Что ты, моя девочка. Не одна ты боишься тьмы… Ночью случаются страшные вещи. Когда идешь сквозь черный лес, так легко потерять путь, друг друга… В темноте ведь нет солнца.

Когда-то на людей разгневалось солнце и послало им тьму и холод…

Он взглянул в тревожные, беспокойные глаза Веснянки, его светлой Веснянки, и нехотя, словно перешагивая тяжкую преграду, проговорил:

– Что ж, если так, послушай, дочка, про Великий страх ночной. Не везде, не всегда люди живут, как мы. Злым быть проще. Боль, кровь, зависть есть на земле… Ты только слышала про Великий страх ночной, от того мы уберегли наш дом, было это непросто. Ночью, в темноте случаются недобрые вещи.

И старик стал говорить. Она с расширившимися глазами слушала, что бывает с людьми там, за лесами. Жестокость…

– Зачем они так?

Старик не ответил. Он говорил и говорил, и слова его отзывались в ней черной болью. А в конце он сказал:

– Идешь сквозь темный лес, вдруг из-за ветки злой взгляд. Это случается в лесу или среди людей. Да не тронет нас Великий страх ночной, – взглянув на нее, торопливо докончил. – Не бойся, дочка. Это все только страшная сказка. Если это подойдет к нашему дому, мы скажем: «Уйди, ты несешь нам, светлым, темную ночь». И нас оно не тронет, мы дети солнца.