Ольга Озерцова - Веснянка

– Вот так-то, Веснянка. Что за горькую нить сплела Мокошь… А ты-то что? Околдовали тебя, девица, околдовали тебя, красная, тоскою тоскучею, огнем? Бедная моя, чем и помочь, не знаю.

Он провел по волосам печальной девушки.

– Эта боль часть меня, Ярилка. Не тоскуй. Кто знает, может быть, самое большое счастье в предчувствии счастья… Когда ветки шумят тревожно и ждешь чего-то.

Она доверчиво, как в детстве, взяла его за руку. И когда прижалась лбом к щеке, мир на минуту стал добрее.

– Знаешь, мне кажется, ты больше бегал за ней, чем любил… Она ведь – дар земли, ее дочь. Тут надо не взять, а беречь. Может, ты тоже что-то спугнул, не сберег?

– Веснянка, что бы там ни было, я сквозь землю пройду, найду, где истоки родников или закатная страна. Я на все готов. Скажи мне, это плохо?

Девушка опустила голову.

– Наверное, к каждому по-разному приходит… истина земли. Помнишь, как бабушка говорила про земное чудо? Кому-то надо увидеть солнце, кому-то переболеть и тогда через муку откроется это. А кому-то надо полюбить ее дочь. К тебе вот так пришло. Только, понимаешь, она другая. Она русалка, дышит травами, водорослями. Ей открыто иное, а мы иногда не верим непонятному. Может быть, ты ее обидел? Помнишь сказку, как у царевны-лягушки украли шкурку? Может быть, все мы такие, умеем ли мы любить неведомое, не спугнуть чудо?

– Но я буду искать ее. Неужели же никогда больше не увижу? Я все готов сделать. Найти в себе источник воды живой, растопить снега, умереть… Я буду искать ее.

Пришла такая зима, что казалось, и весен на земле не бывает. Долгими зимними вечерами смотрел отец на прядущую Веснянку и думал. Стала она сохнуть, перестала петь, могла долго-долго смотреть куда-то, а во сне иногда стонала.

Отец знал, как летом черный дым застиг его дочь на перекрестке. Не боялся старик злого глаза, но все же жалел, что послал тогда ее в лес. Лес, ночь таят для внуков солнца страшное. Они своей верой смогли оградить себя от дурных сил. Но было же когда-то, что разгневалось солнце…

В ее жизни уже не было той дикой боли, смятения, но странно, она как будто перестала чувствовать запах солнца и трав. Она все видела, понимала, но истинный вкус жизни, терпкий и влажный, пропал для нее. И стало все кругом ей так же безразлично, как серое небо над лесом. И главное, Веснянка перестала петь. В ее жизни уже не было тьмы, волка и боли, но из нее почему-то ушло и солнце. Она ощущала: надо только совсем забыть про волка, про то, что он был в ее жизни, и вернется к ней радость. Но иногда приходило беспокойство: он все-таки где-то рядом, и он жив. И она иногда чувствовала: этот волк, зверь, не любящий ее, думает о ней.

– Отец, помоги мне!

Тусклые сумерки проглядывали сквозь дверь. Она подсела к огню. Старик положил руку на золотистые волосы дочери.

– Кто тебя сглазил, дитя мое, кто тебе позавидовал?

– Что со мной, скажи? Все вижу, все понимаю, а как будто все это – не мое.

Старик тронул огонь, из него вылетели искры.

– Пора узнать тебе, дитя мое, самое страшное проклятие, проклятие камня. Расскажу я тебе. Слушай… сказку о камнях и людях [49].

На людей разгневалось солнце, и от его жара зашевелились и ожили камни.

И послало солнце их к людям. А те и не заметили, кто к ним пришел. Ходит по земле, похожий на человека, ест, пьет, говорит, а они, глупые, и не знают, что он камень. И отдали люди им в жены своих дочерей. А когда те прибегали домой, плача: «Возьмите нас от них, нам холодно, они ничего не видят», – люди говорили: «Блажь все это, пройдет, слушайтесь мужей своих». И стали жить человеческие дочери с камнями, живые с камнями. И родились от того дети, еще больше похожие на людей, но внутри у них все тот же камень. А люди удивляются, откуда пошло столько войн, жестокости да злобы. И стало множиться на земле племя камней, неотличимое от человеческого. И лица у них такие же, и руки, только вот если подойдет он близко к живому, тому внутри холодно станет и заболеет человек болезнью камня… Не видно, не слышно ему ничего кругом, а в душе – пусто. Если больной тот поймет и позовет на помощь живого человека, может пройти та зараза. Но бывает, что навек остаются, становятся люди камнями.

– Ах, нет, мой волк, я не пойду в твой лес, не смотри на меня так, там темно, мой волк, не смотри на меня так.

– Солнце светит в любую чащу, сквозь болота и тьму, а тебе жалко прийти в это логово зверя. Ты боишься.

Тебе ль, беспечальной…

Здесь нет счастливых.

Прочь, не смей же тогда подходить к моей чаще!

– Доченька, проснись, что тебе снится?

– Скажи, отец, это правда, что мы имеем право на счастье?

– Мы любим землю, солнце. Счастье нужно, чтобы быть добрым.

– Скажи, отец, почему мы имеем право не знать горя?

– Сядь, дитя мое. В нашем доме есть горе. Страдание очищает сердце. Но у нас никто никого не обидит, мы не обижаем землю, и потому у нас светло.

– Ах, не то, отец. Счастье надо, чтобы быть добрым. Но, а если у кого его не было, а было много боли, а мы словно бежим от него?

– Тебя обидел кто, дочка?

– Никто, отец, мне нехороший сон снился.

Боль сжала его, будто идешь сквозь черный лес, а кругом колючие заросли, вой звериный, рычанье, но сквозь ветви что-то все же светится, как отблеск закатного солнца. И я пробираюсь к нему, а там девушка и говорит так ласково-ласково: «Подойди, свет увидишь!» Подхожу я, а она бьет огнем прямо по глазам, зажмурился и понял, что она – Веснянка. Упал на колени и сквозь боль чувствую, что почему-то она все еще здесь… И по руке меня, чуть дотрагиваясь, гладит, и по лицу. О земля, скажи – то сон человека или волка? Дай мне увидеть свое лицо!

– Серый волк, ты плачешь?

Около него стоял маленький мальчик.

– Зачем ты здесь? Как ты не побоялся? Всего второй раз здесь человек.

– Я к тебе пришел, принес хлебца, соли, – мальчик заботливо раскладывал на земле припасы, посмотрел на волка. – Я тебя хочу попросить, не обижайся на Веснянку.

Волк ничего не понимал.

– Зачем ты здесь? Кто тебя послал, и почему я должен на нее обижаться? Это я оскорбил ее, променял на ту женщину. Да и зачем ты здесь? Та сейчас ушла в лес, скоро вернется, мы с ней друг другу подходим.

– Это все так, конечно, но все-таки ты на Веснянку не обижайся. Я ее знаю, – он подошел близко к волку. – Я скажу тебе правду. Я в самом деле думаю, что она дочь весны и потому многого не понимает – зимы, холода… Но она такая добрая.

– Мальчик, зачем ты пришел к волку?

– Какой же ты волк? Я видел, как ты плакал… Тебе нехорошее снилось.

– Мне снился сон волка, будто твоя Веснянка бьет, бьет меня горячей веткой по глазам.

– Послушай, волк, – мальчик встал рядом с сидящим на земле, дотронулся до его глаз (и его руки такие же, как те ее руки во сне), – ты не плачь.