Ольга Озерцова - Веснянка

Кто-то испуганно шепнул:

– Оставим его, он бессмертен…

И они пошли, пятясь, и вдруг побежали прочь.

«Вот они, ее друзья. Добрые. И она пришла с ними. И они… его убить…»

Волк не был бессмертным. Кровь текла… И уходила сила. А кроме силы у него ничего не было. Пусть ты виноват, что ты волк, этого не прощают, но если никто не остановит эту кровь, она зальет весь мир… Кровь текла… Волк был беспомощен. Скрипел зубами, лежал. Кровь… и этот мир кровав, убить – вот что в нем есть. Вот в чем его истина… Они, видно, ушли. И он отвернулся к небу… смотрел на него. Вспомнилось: «Она шьет, заживляет раны. Заря-зарница, заря – красная девица». Прозрачное легкое облако слетело на него. Мягкое, как сон в детстве. Небо синее вдруг прохладно осветилось. И, словно оставив плетенье, серебристая женщина спускалась к нему. С нежными руками. Почувствовал, как легкие руки коснулись его раны. Тихие, как дуновение утреннего ветра… Лица он не видел. Словно розовым покрывалом, окутала она его. И проваливаясь в прохладную пустоту, он успел подумать: «Вот в чем смысл, истина».

– Заря-зарница, заря-зарница! – Веснянка накрыла его своим платком. Он розовел, но кровь уже не просачивалась. Розовый свет упал на платок. Она разгладила спутанные волосы и осторожно поцеловала его горячечные губы.

Как боялся старик, так и случилось – солнце стало карающим.

Не было дождя, все не было дождя.

Раскаленный запах земли…

Если бы хотя бы одну каплю,

Одну каплю.

От иссохшихся трав шел шепот:

«Подайте нам воды, мы все несчастны.

Мы пить хотим, мы жить хотим…»

Воды.

А лучше ливень.

И тихо деревья шумят жаждой большого дождя.

Боль не придет никогда, только б дождаться дождя.

И гордые людские глаза, сухие, запекшиеся губы, и жаждущие… без утешения. Горечь жажды.

Слышите… И каждая увядающая травинка, гибнущий цветок, дерево шептали:

«Надо напоить землю, напоить землю, напоить землю…

Слышите, как шумят деревья, шумят деревья, шумят деревья…

Как лопается горячая твердь, горячая твердь, горячая твердь…

И воздух гибнет от жажды, жажды, жажды…

Напоить землю…»

– Дождя нет. Так мы все не выживем.

Веснянка стояла на холме рядом с Ярилкой, на том месте, где раньше росла береза.

– Нет, ты знаешь, надо прощать, на то мы и дети солнца.

И чувствовал старик укор внутри себя, неспокойно стало ему. Доживя до седин, перед собой, землей и солнцем был чист старик. Как быть? Если не хватит хлеба, люди еще выживут. Но если ослепнут, ничто их не спасет. Он не знал, что делать.

– Что ты, Весняночка?

– Отец, пусть они не делают этого.

Девушка стремительно вбежала в избу и серьезно смотрела на него. Он опустил голову.

– Люди испуганы и несчастны, дочка. К нам идет мрак. Не могу я впустить его в наш дом. Мы потеряли даже твою песню… Они хотят принести забытую древнюю жертву у болота [51].

Старик говорил через силу.

– Но мы же добрые.

– Мы должны охранять себя от мрака и зла.

– Значит, волка на костер? – спросил Светик, слушавший их на пороге.

Старик молчал.

– Отец, не делайте этого!

– Он принес в наш дом зло… Да, он отнял у тебя твою песню.

– Нет, отец, это мы потеряли милосердие. А без него как мы оградимся от зла?

Там, ближе к болоту, в низине болотного племени, на давно забытом и нечистом месте развели жертвенное пламя. А потом раскидали нестерпимо горячие угли. Сейчас погонят на них волка. Ничто не спасет зверя, принесшего зло. Только если кто живой осмелится вступить за него на угли. Но кто захочет идти по горящей болотной черноте? Можно насмерть сжечь ноги. И никто не поможет, ибо старики говорили: второй человек не смеет ступить на заклятые угли, иначе тут же разгневается болотный дух и охватит пламенем.

Теперь разожгли огонь, и жаждущий болотный дух получит жертву.

Стоял мудрый старик, не сумевший уберечь свой народ. Сколько лет не зажигали проклятое место, с незапамятных времен. Но что он еще может предложить несчастным людям, чтобы умилостивить мрак…

Ну что ж. Подайте огня. Погоним волка.

– Стойте!

В светлом платье, прекрасная как луч зари метнулась она на угли и побежала по ним.

С ужасом смотрели селяне на ту, которая была их светлой песней и которая шла теперь по горящим углям к волку. А пламя жгло ей ноги, подбиралось к одежде… Какой-то жалостливый женский голос взметнулся, не выдержав:

– Да помогите же ей, спасите!

И вдруг Веснянка запела, но не по-прежнему – так больно, страстно звенел ее голос:

Голос горел в ночи… Все замерли, беспомощно, не в силах двинуться, решиться на что-то.

И тут у костра возник он, такой же могучий, как и раньше. Кинулся на угли, подхватил ее, уже падающую, бессильную, на руки и вернулся с ней к людям.

– Как же вы могли? Ведь она была вашей самой светлой песней!

Он повернулся к лесу. Все замерли и оглянулись на старика. Тот опустил голову и показался вдруг постаревшим. Потом медленно кивнул:

– Может быть, он прав, и это мы не умеем любить…

Пусть он берет ее.

Волк оглянулся. И встретился взглядом со стариком. И тогда он шагнул снова по горящим углям, положил ему на руки свою ношу, единственную…

На отцовских руках Веснянка на мгновение очнулась и увидела, как кто-то все же кинул камень в серого зверя на опушке леса. Зверь пошатнулся, кровь брызнула… И больше ничего не было. Только тьма.

Веснянку вовремя выхватили из костра, и на вторые сутки ноги ее, которые отец обложил травами, стали проходить. Она очнулась.

Светик сидел в их избе.

– Светик, что было?

– Он хотел тебя взять с собой, но решил, что ты лишь по доброте шла к нему… И лес не для тебя.

И тут вдруг рот его искривился, как у совсем маленького.

– Они ведь его убили…

– Отец, это правда?

– Прости меня, Весняночка.

Светик плакал.

– Это так, я видел. Они ничего не понимают, он не был злым, он был несчастным.

Веснянка медленно встала, надела свое весеннее платье.

– Не вини себя. Но я должна сходить туда, где он жил.

По деревне она шла медленно, но заметила, что люди как будто избегали попадаться ей по дороге, а если встречались, то опускали глаза, словно стыдясь. Дойдя до леса, она вдруг побежала.

Вот она, его темная, холодная хижина. На пороге лежал огромный мертвый волк… На груди его, на лохматой шее была запекшаяся рана. Она вдруг упала перед ним на колени, протянула руки, и у нее вырвалось: