Анна Степанова - День середины лета [СИ]

Долго и красочно говорил отец Гутор о лежащем перед ним царственном покойнике: о немощи его тела, о страданиях на благо Империи; о том, как день ото дня превозмогал Его Божественность физическую боль и желание смерти ради долга правителя; о том, что сделано было в годы его царствования, как поднялись города и селения, укрепились гарнизоны, безопасными стали тракты… Не было лжи в его словах, но так поразительно искривлялась правда, что и сам Гильдмастер, не знай он всего, мог бы уверовать в величие мертвого безумца…

Поистине, главный настоятель не зря слыл прекрасным оратором!

— Учись, Слава! — насмешливо шепнул Огнезор своей спутнице. И почти уж собрался добавить еще что-то столь же едкое, но затих в удивлении, почуяв вдруг в речах святого отца нежданный и опасный поворот.

— С давних времен в скорбные дни, подобные нынешнему, принято дарить прощение грешникам, — во всеобщем молчании продолжал обжигать словами старик. — Даже смертник может сыскать сегодня людскую милость, ибо не нам, людям, упорствовать в осуждении, коль уж сами Богини в сей день прощают. Мы знаем, что лишь Светлые Сестры истинно всемогущи — ведь всякому из рожденных в этом мире дают Они дух и тело, направляют и выплетают судьбу. Ремесленники и воины, крестьяне и лорды равно идут их путями, равно могут искать их снисхождения. Праведным жрицам и головорезам с тракта, преступникам и судьям одинаково рады в стенах Храма… — его голос притих ненадолго, мягко ложась собравшимся на плечи, обнимая и убеждая, увещевая ласково, с отеческой любовью и скорбью… Чтобы взвиться затем к сводам Зала, загреметь с почти гневным возмущением. — Всем рады в своем доме Богини! ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ МЫ, МОЛЯЩИЕСЯ ИМ, ОТКАЗЫВАЕМ НЕКОТОРЫМ В ЭТОЙ МИЛОСТИ?! ПОЧЕМУ ГОНИМ ПРОЧЬ ТЕХ, КТО ИДЕТ В ТЕНИ, ПОВИНУЯСЬ ДОЛГУ?! Разве не Богини плетут их судьбы, так же, как и прочим людям? Разве не по воле Светлых избраны они палачами — теми, кто несет печать проклятия за нас всех? Вершит грех, страшный, но необходимый, позволяя нам, всем прочим, оставаться перед Небом праведными?.. Воин, совершивший смертоубийство на поле брани за свой род и свою землю, может к алтарю прийти и покаяться — и нет нужды ему скрываться от соседей, не станет он отверженным изгоем, не смешают его имя с проклятиями… Но кто же суть ОНИ, идущие в тени, скрывающие лицо маской, как не воины, в крови и насмерть стоящие за Империю?! За нас с вами, за наш покой и благоденствие?.. Я верю, что Богини справедливы! Я верю, что Богини милостивы! Они примут и простят каждого, кто попросит от всей души, кто будет искренним. Идущего в тени они тоже примут… Так какое право имеем мы — смертные и сами небезгрешные — судить, не допуская к Храму?! Не высшее ли это лицемерие — проклинать от имени Богинь, зная, что Они простили бы?.. Мы не хотим в подобный миг лицемерить! И сегодня, в день смирения и скорби — но также в день прощения и понимания, Пресветлый Храм Исцеления, служащий Богиням-сестрам, СНИМАЕТ РАЗ И НАВСЕГДА ПРОКЛЯТИЕ С ТЕХ, КТО ЗОВЕТ СЕБЯ ТЕМНЫМИ МАСТЕРАМИ! Отныне дозволено им ступать в святые стены, ища, подобно всем прочим, лечения, сострадания и прощения. Дозволено молиться у алтарей, носить божественные амулеты, читать святые книги и совершать священные обряды. Молва же о том, что идущие в тени суть порождения дьяволов, признается с сего дня ересью! Ересью непозволительной и опасной для всякого! Да будет отныне так!

Гулкое, пораженное молчание стало ему ответом. Никто не ожидал ТАКОГО от отца-настоятеля. Никто пока еще не верил до конца, что услышал то, что услышал…

Истерический смешок вдруг вырвался из собравшейся толпы — и этот тихий звук вмиг разорвал обманчивую тишину на части. Все заговорили в одночасье. Гомон, возмущение, вскрики, удивление слились под сводами Храма в возбужденную, тревожную многоголосицу — и даже о несчастном покойном сейчас позабыли накрепко.

Щупленький и незаметный (теперь, когда не возвышался над головами прихожан), Гутор протолкался к их скамье. Любопытно, видать, было старичку увидеть лицо Ледяного Дьявола, столь щедро только что им прощенного!..

Гильдмастер встретил жреца внимательным, оценивающим взглядом.

— Не ожидал, святой отец, от тебя подобного… цинизма… — усмехнулся одними кончиками губ.

— Каждый делает по силам его, — ничуть не смутился настоятель. — Негоже ведь молодому наследнику начинать свой путь с обвинений в дьявольском сговоре.

— А не боишься, что и самого тебя постигнут те же обвинения? — Огнезор говорил чуть насмешливо, стараясь скрыть за светским тоном беспокойство. — Как бы прочие святые жрецы и жрицы не отвернулись от своего настоятеля… Да и в народе вдруг начнутся брожения…

— Может, начнутся, а может, и нет, — старичок лишь довольно прищурился. — Не только ведь в твоих стенах собираются талантливые сочинители… Народ любит красивые сказки. Прежде о темных мастерах только страшное пели, теперь геройское да слезливое присочинят…

— Уж не знаю, хорошо это или плохо… — Гильдмастер задумчиво хмыкнул. — Страх, видишь ли, многих в узде держал…

— Ой ли? — недоверчиво покачал головою Гутор. — Сильно страх тебе с высокими лордами помог? Эти-то и самих дьяволов не боятся!.. Плетут, плетут, себе на уме… А ты тем временем пляшешь, все между ужасом людским да гневом: шаг не туда — и в крови утонем… Не надоело еще?

— Надоело, — согласился Огнезор, — надоело до смерти! — он вздохнул, устало и с раздражением. — Но, знаешь, даже Храм не в силах в одночасье сделать из убийц мучеников, святой отец! Уйдет не одно десятилетие, прежде чем перестанут проклинать Гильдию. И все же… за сегодняшнее — спасибо. Уж не знаю, поможет ли это мне. Но Илану поможет точно.

— Очень на это надеюсь, сын мой, очень надеюсь… — покивав на прощание, Гутор вернулся к службе.

О недовольстве собратьев-жрецов он так ничего и не ответил, ясно намекая Огнезору, что во внутренние дела Храма темным мастерам совать нос не стоит…

"Что ж, посмотрим… — задумчиво уступил Гильдмастер. — Может, и справится старик…".

Его спутница не была столь благосклонна.

— Еще один утратил здравомыслие! — проводила она фигуру настоятеля донельзя издевательским взглядом. — Что ж этот Храм-то с людьми делает?!

Перекрывая тревожный гул да призывая прихожан к порядку, жрицы вновь заголосили нечто торжественно-заунывное. Приближалась заключительная часть столь богатой на потрясения храмовой службы.

— Только посмотри, как "госпожа Алим" надрывается! — не желала Слава униматься. — Сразу видно: совесть не чиста! Так пронзительно грехи замаливать…

— Желаешь мне что-то сказать? — перебил ее Огнезор раздраженно. — Сегодня был тяжелый день. Я не в настроении разгадывать загадки!