Анна Степанова - День середины лета [СИ]

Они успели уйти.

Может, повезло — а может, наемники и не думали возвращаться. Люди, живущие войной, часто суеверны до ужаса.

Кому охота еще раз повстречаться с одним из дьяволов? И единственную-то встречу с темными прислужниками Первого Бога не всякий переживет!

Не зря, видать, Гильдмастер получил свое прозвище…

Слухам и сплетникам опять раздолье будет на имперских трактах. И столица закипит, пересказывая новую страшную сказку — здесь всегда все узнают каким-то неведомым образом. И Амареш в бешеной ярости будет гонять хлыстом адъютантов и слуг — время-то улетает, так быстро и невозвратно.

Лето расцвело, распустилось — и теперь плывет, плывет к середине, вроде незаметно, плавно, но неизбежно. Уже льют в храмах золотые свечи в форме императорской короны, перетягивают бархат на скамьях и креслах Залов Собраний, везут вино телега за телегой: драгоценное — для балов высокой знати, и поплоше — для площадных гуляний. Коптятся окорока и рыба, шьются платья. Съезжаются в Небесный город циркачи и менестрели. Обновляют витражи и позолоту в огромном Зале Императорского Дворца.

Все стекаются поближе к столице — поглазеть, ухватить, быть причастными…

И лишь столичные отцы семейств — почтенные и мудрые, хитрые — неспешно, основательно в телеги грузят домочадцев и скарб. Вывозят, кто куда горазд: рыхлые телеса в морях и на водах нежить, целебным воздухом дышать в деревне, у давно забытой, обнищалой родни…

А сами затаились, добро припрятав, и ждут.

Тревожным будет нынешнее лето в столице! Опасным — да, но и полным возможностей для умельцев…

Не зря же городские юродивые в один голос пророчат кровь, много крови!

Не зря жрецы-отщепенцы сеют смуту против Наследника, не зря клянут во весь рот Ледяного Дьявола…

Верят ли им, не верят — но ждут.

Каждый — в надежде чем-то поживиться…

Сам же грозный Ледяной Дьявол третий день бредет устало по пустынному тракту, поглядывая то на синеющий по правую руку до горизонта океан, то на своих спутников — загорелых, пообтрепавшихся в пути, с одинаковыми макушками цвета выгоревшей на солнце корицы. О чем-то снова спорящих — азартно, чуть сердито (чует сердце — вот-вот прилипнут к нему, чтобы рассудил…).

Беспечно юных — все еще беспечно юных…

Ему нравится их наивная юность. И этот летний день, и море, и даже жаркое солнце.

Ему не хочется заглядывать вперед, туда, где тревоги, кровь, наверняка — чьи-то смерти.

Отчаянно не хочется.

И дар молчит. Послушно молчит, позволяя хоть ненадолго забыться…

Хоть дорога вдоль океанского побережья и не казалась запруженной, на пароме было многолюдно. Три груженые телеги с торговцами и охраной занимали большую его часть. В стороне сиротливо прилепился роскошный экипаж: из затянутого золотистой тканью окошечка вырывались недовольные вопли да высовывался то и дело нос немолодой желчной дамы, но ее сопровождающие — парнишка-кучер и два смазливых юноши-гвардейца — лишь со скукой отводили глаза, принимаясь раз в десятый сравнивать стати переступающих с ноги на ногу лошадей и напрочь позабыв о своей леди-благодетельнице.

Потрепанным дорогой, одинаково белесым от здешней пыли бродягам, вроде Илл'ы и ее спутников, не оставалось ничего иного, кроме как, обливаясь потом на полуденном солнце, сбиваться в тесную кучку у кормы — в загородке, чересчур напоминающей загон для скота…

Мягко шумели волны, скрипели доски под ногами. Натужно ухали, играя черными от солнца мышцами, паромщики — полуголые, бритые налысо, в кандалах, с уродливыми каторжными клеймами на плечах и висках. Щелкал плетью капитан-надзиратель. Наматываясь на огромные катушки, позвякивали мокрые цепи — волокли, тянули через пролив тяжело стонущую плавучую махину, приближая с каждым витком темно-зеленые кляксы островов архипелага.

Изрядно одичавшая в болотах за месяц с лишком, Илл'а жадно крутила головою по сторонам.

Илан, впрочем, от нее не отставал. По-детски тыкал пальцами в чаек и выпрыгивающую из воды рыбу. Поминутно дергал лекарку за рукава — смотри, мол, смотри! Прислушивался к разговорам и ругани, вытягивался на цыпочках, стараясь больше разглядеть из-за плеча долговязого наставника, спиной отгородившего их с Илл'ой от прочих пассажиров.

— Боги, Илу, ты словно впервые океан видишь! — шипел на него Таргел.

Загорелый, обросший длинной светлою щетиной, в пестрой рубахе с широкими рукавами да с завязанной на пиратский манер платком головой — сейчас он не то, что на столичного лорда-дознавателя, но и на обычного законопослушного имперца не тянул. Зато на контрабандиста или морского разбойника, коих немало шастало здешним побережьем, — вполне. Даже говорок его сделался лениво-тягучим, с характерной местной картавостью — столь натуральной, что пара бродяг, трущихся по соседству, тут же признали в нем земляка да принялись выспрашивать, поминая общих знакомцев. Таргел же отвечал им непринужденно и резво — то ли врал настолько искусно, то ли и впрямь знал все да обо всех на свете…

Первый остров становился все ближе — уже вынырнули из сплошной пышной зелени слепяще-белые полоски пляжа да черный скалистый берег, расцвеченный пестрыми крышами роскошных дворцов, богатых домов и совсем скромных, крохотных домиков. Уже можно было разглядеть серый камень причала, и широкую мощеную дорогу, начинающуюся сразу за ним — она вилась змеёю сквозь сады, кольцами обвивала уступы; поднимаясь все выше и выше над морем, врезалась в каменные арки, опасно нависала над пропастью, отгороженная лишь сложенными из камня столбиками да натянутой между ними цепью, отсюда кажущейся ненадежно тонкой…

С жадной ненасытностью вбирала в себя Илл'а каждую мелочь. Наплевав на все, таращилась безотрывно, распахнув рот в благоговейном детском изумлении.

— Это и есть Хьйорад? — шепотом спросила у Илана.

— Нет, что ты! — рассмеялся тот. — Это Мишма, местечко для богатых и знатных! Три города-острова с лучшими купальнями, лучшими товарами и самыми затейливыми развлечениями… Мы пристанем на Северной Мишме, еще есть Западная и Восточная, между ними, с той стороны — залив и порт… Сама увидишь! Лодки к мелким островкам оттуда уходят…

— А Хьйорад — даже не мелкий, крохотный, — негромко добавил Таргел, отвлекшись, наконец, от своих новых приятелей. — Дыра-дырой, даром, что центр всего здешнего рыбацкого промысла!

— Мишминским богатеям не нужна рыбная вонь под боком. Вот и выжили артель подальше, — вмешался кто-то из попутчиков, и все тут же с неприязнью покосились на роскошный экипаж.

Но только девушка собралась несчастным рыбакам посочувствовать, как Таргел все испортил.