Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

– Ну, что я говорила! – Септима тряхнула волосами. – Сейчас мы услышим какой-нибудь патетический монолог.

– Ваше высочество! Ваше истинное, настоящее высочество! – голос старика дрожал от волнения. – Девочка моя! Как же вы… как же в вас одной может быть всё это? Все планеты, все звёзды, все кометы! – он что-то забормотал, придвигаясь ближе, и его лицо озарилось, словно он заглянул в пылающую печку. И голос, и тело старого музыканта были охвачены необыкновенным трепетом, который тут же передался всем в комнате. И Амма, и пришедшие следом старшие дочери, все застыли, глядя на эту картину.

– В такой крошечной, в такой детке… – Гракх проглотил комок, вставший в горле. В ту минуту он любовался чем-то, что видел один.

– Я прожил целую жизнь, был уверен, ничто меня больше не удивит… Но выходит – нет – я ещё ничего не знаю о мире, – он обвёл взглядом домашних, кольцом сомкнувшихся вокруг. – О, дети, слушайте мои слова! На свете есть то, о чём мы всю жизнь мечтаем и во что не в силах поверить! Есть эта бесконечная, – он поискал в радужных лучиках перед собой, – сказочная дорога, есть верные друзья, которые знают о нас всё, когда мы только догадываемся о них. Эти друзья – мы сами, но уже совсем другие – лучше прежних, там – в сиянии новых звёзд! Поверьте, я видел всё это сейчас так ясно, – он вытер щёку ладонью. – Так будьте же справедливы в ваших мыслях и поступках! Не подведите нас с Аммой, ведь мы воспитывали вас правильно!

– Па! – Секста подтянула подол. – Ты что, на тот свет собрался?

– А? – Гракх глядел отсутствующим взором.

– Ваше высочество, – Терция вышла вперёд. – Это действительно вы? – спросила с надеждой.

Амма и дочери, не дожидаясь ответа, сделали реверанс, только Септима стояла неподвижно.

– Высочество? – она смерила принцессу взглядом. – Это потому что я сняла тебя с верхушки дерева?

– Прошу вас, – прошептала Унция, приседая в ответ. – Не надо церемоний.

– Но как же, не надо? – страшно волнуясь, воскликнул Гракх. – Вы же наша властительница, наша принцесса!

Она опустила глаза:

– В своей стране, да, а здесь…

– Но это и есть ваша страна! – старик прижал ладонь к сердцу. – Пусть только на территории этого небольшого дома, этого двора, но она целиком ваша!

– Последнее время, – Унция печально улыбнулась, – я даже не знаю, есть ли я на самом деле…

– Но как же, вы не знаете? – Гракх с мольбой протянул руки. – Конечно есть, обязательно есть!

– Ведь вы здесь, с нами! – горячо воскликнула Терция.

– Это правда, я с вами.

– Слава Богу, – Амма глядела на радужные лучи вокруг её лица. – Это для нас великое счастье!

Унция почувствовала волну тепла, нахлынувшую изнутри вместе с голосом этой женщины. Волна несла знакомые ароматы специй, и сквозь окутавшую её уютную перламутровую шаль проступил образ Октавиана. К привычной корице и перечной мяте присоединились нотки морской соли и водорослей, а в голосе ветра, треплющего волосы её единственного друга, слышались краски семи морей.

– Ваш сын скоро вернётся, – она протянула Амме руку.

– Как вы это узнали, ваше высочество? – женщина с нежностью заключила её в свои ладони.

– Моя Песня, – Унция улыбнулась, – она ведёт его домой.

За время, пока Октавиан путешествовал с Айодой по океану, ни голода, ни жажды он не испытывал. Песня не только поила, кормила и отгоняла акул, но и выполняла обязанности вперёдсмотрящего, сидя на ветерке, как на мачте. Она первой и заметила два странных островка, дрейфующих с Гольфстримом.

Через некоторое время взгляду Октавиана открылось скопление спасательных плотов, шлюпок и других плавучих предметов, на которых сидели усталые и измученные пережитым люди. Он подгрёб поближе и, разглядывая закопчённые лица моряков, узнал своего недавнего друга-почтальона Пятницу. Но всегда весёлый и жизнерадостный, сейчас Пятница был хмур и суров.

– Никогда не думал, что на свете есть люди, как наш адмирал, – сказал он вместо приветствия. – Даже ребёнку ясно, что не стоит палить по туче. Может, если бы мы её не тревожили, она проплыла мимо. А теперь, пожалуйста, – кивнул в сторону печального каравана, – нашего крейсера больше нет!

– И что это была за туча? – Октавиан переглянулся с Айодой, спустившейся вниз.

– Это такая чертовщина, малыш, – ответил за Пятницу матрос-великан с чёрным от мазута лицом, – о которой в Адмиралтействе принято помалкивать.

– Так что же произошло? – мальчик посмотрел на слипшиеся в рога волосы здоровяка – тот был похож на чёрта, бросившего свой пост у адских котлов.

– А что ты хочешь знать, юнга? – чёрт-здоровяк зачерпнул морской воды и прополоскал горло. – Как именно наш красавец отправился на дно? – так все корабли делают это примерно одинаково.

– Нам навстречу шёл линкор под другим флагом, – заговорил Пятница. – Мы могли разойтись, ведь океан велик – это не тропинка в горах и не дощечка через ручей. Но их капитан, верно, такой же бравый малый, тоже приказал открыть огонь. Они дали залп, мы дали залп, и эта туча, больше похожая на огромную медузу, стала расти, как на дрожжах, и накрыла оба корабля разом. Вот, здесь все, кто уцелел, – он умолк, заново переживая происшедшее.

– И что же стало с медузой? – Октавиан поглядел на матросов, зашевелившихся, услышав мальчишеский голос.

– С ней-то как раз всё в порядке, – снова заговорил рогатый сосед Пятницы. – Сейчас она совершенно сытая… гм, в отличие от нас, плывёт себе дальше в сторону Гибралтара. А куда держишь путь ты, юнга? – он с восхищением оглядел хлипкий плотик, сквозь доски которого плескались волны. – Нужно быть очень отважным или безрассудным, чтобы в одиночку идти на таком корабле!

Октавиан поднял подбородок:

– Я не один, я с Песней!

– Вот это дух! – хохотнул дьявольский матрос, хлопая Пятницу по плечу. – Пришло время нам всем поучиться у ребёнка.

– Похоже на то, Бальба, – Пятница невесело усмехнулся.

Великан зачерпнул ещё пригоршню воды, освежая угольную шею.

– Только голод от этого меньше не станет, – добавил вполголоса.

Айода легко поднялась в воздух, осматривая караван с высоты птичьего полёта.

– Давай угостим этих несчастных, – предложила, спускаясь обратно.

Тем временем плотик друзей уже окружали другие плоты и шлюпки, моряки на которых переговаривались между собой и удивлённо качали головами.

– Ну что же, – Октавиан встал, ловя равновесие, – пора сообщить всем этим отважным людям, что пришло время обеда.

Бальба коротко на него взглянул и наклонился к другу.