Илана Мьер - Последняя песнь до темноты [ЛП]

Лин собралась вернуться, сердце тяготил холодный вес уверенности. Она отпустит его искать новую жизнь. Он забудет ее, а она уйдет в горы и найдет Путь или нет. Скорее всего, нет. Кошмар их пути вместе пропадет в пустоте, не получив конца.

Лин позже поймет, что тяжесть этих мыслей и борьба с воспоминаниями Летрелла отвлекли ее и сделали уязвимой для следующего.

Она летела по ветру гор, в своем сне. Алин был в воздухе с ней, золотые волосы плясали на ветру, он улыбался. Лин счастливо улыбнулась. Ты вернулся за мной .

Его ладонь была на ее шее, его голос не изменился. Я всегда вернусь .

Лин проснулась, виски болели. Она застонала и попыталась пошевелиться. Конечности были тяжелыми, словно под большим грузом.

— Дариен? — с трудом сказала она.

— Просыпайся, любимая, — голос она слышала этот год только во снах.

Она закричала бы, но голос пропал. Она поняла, что он использовал на ней какое-то вещество. Ее воспоминания останавливались у ствола дерева. Она попыталась поднять голову. Тупая боль в запястьях, они были связаны, и веревки терли ее раны. Ее ноги тоже были связаны и начинали неприятно покалывать.

— Дариен, — сказала она снова, теперь с ужасом. Если Райен нашел его по пути, то у поэта не было ни шанса.

Его лицо появилось над ней, темные волосы обрамляли светлое лицо. Его улыбка делала его красивее, но она видела его ужасным все равно.

— Похоже, твой друг остался в южной части леса, — сказал он. — Ему повезло, любимая, что он не попался мне, когда я уносил тебя, иначе он не прожил бы ни дня. О, это в рифму! Может, я должен стать поэтом. Это пополнит мое состояние?

Лин скрипнула зубами. Силы, что шли на разговор, могли убить ее.

— Что такое, Райен? — сказала она едва слышно. — Так скучал?

Райен рассмеялся. Он был веселым, что пугало ее сильнее всего.

Но Дариен хотя бы не пострадал, хоть и будет думать, что с ней случилось.

Она не успела попрощаться. Она не сомневалась, что Райен убьет ее за эту игру длиной в год, здесь в лесу, под хвойными ветвями. Он завершит то, что начал много лет назад.

— Знаешь, — сказала она, — я тронута, что ты столько времени искал меня. Я думала, я не твоего типа.

— А что у меня за тип?

Ее желудок сжался. Быстрее бы он покончил со всем. Она открыла шею, задрав голову. Это будет быстрой смертью, если она разозлит его.

— Глупые блондинки, — сказала она. — И богатые.

— Ты права, — он не злился. — Последнюю это объясняет. Думаю, ты ее знаешь.

Желудок стал узлом.

— Уверена, что нет.

— Ты уже догадалась, — сказал он с улыбкой. — Бедная Рианна Гелван, страдающая по Дариену. Потому я дал ему жить. Я бы зря старался, если бы он никогда не увидел этого, — он дернул за свою перчатку, эта привычка всегда бесила ее.

Он старался. Лин не думала, но и сама была результатом стараний Райена. Но нет. Она убежала. Это не было частью его плана.

— А теперь, — сказал он. — Я развяжу тебе ноги, если будешь слушаться. Или я могу грубо тащить тебя без сознания отсюда до нужного места.

— Почему не убить меня здесь, где не будет проблем? — она говорила с вызовом.

— Это трата ценных ресурсов, — сказал Райен. — Нет, милая… ты пока не умрешь. Сначала ты выйдешь замуж.

Лин издала пустой смешок.

— Замуж, — потрясенно сказала она. — Ты хочешь удерживать меня, пока я не окажусь в чьей-то постели?

— Не совсем, — сказал Райен. — Я помог Никону Геррарду, и взамен он обещал использовать свои силы для маленького задания.

Лин сжала кулаки.

— О чем ты, Райен? — она старалась говорить спокойно. Если он поймет, как пугал ее сейчас, ее шансы разозлить его будут утрачены. Он будет радоваться пытке.

Судя по его улыбке, она провалилась. Он опустился ближе, и она ощутила щекой тепло его дыхания, услышала его шепот:

— Ах, вот Лин-поэт и встретила то, чего боится больше смерти, — сказал он. — В обмен на мою помощь Никон Геррард обещал мне послушную сестру — леди, знающую свое место и не позорящую наш дом. Он не может сделать тебя красивой, но может сыграть на струнах твоего сердца, как на своей лире. Так он мне обещал.

Лин глубоко вдохнула, пытаясь успокоить сердце.

— Райен, а если я пообещаю выйти за того, кого ты выберешь? И все, что ты потребуешь?

Он рассмеялся.

— Поздно, любимая. Я тебе все равно не доверяю. Но мне нравится эта идея. Признай, это интригующе. Моя сестра — леди, что хочет только порадовать своего мужчину — о, и мужа, конечно, — он рассмеялся, и Лин показалось, что он безумен, как их мать. — Я закажу гобелен об этой охоте, — продолжил он. — Вместо единорога среди копий будет глупая фигура поэта-женщины. Лорд Геррард обещал, что, хоть твои манеры изменятся, в глубине тебя будет часть, что знает и всегда будет знать, кто из нас победил.

Когда Киара бросала на колени дар, от него не отказывались. Так делали дураки, и это оскорбляло богиню. В остальное Валанир Окун мог не верить, но в одинокие ночи сочинений он представлял себя в стороне. Валанир был величайшим поэтом своей эпохи, и он знал — порой слишком хорошо — что музыка была темным шепотом богини ему на ухо. Не его. Он был пылью, он старел и не мог этого отрицать.

И все же Валанира преследовала картинка, где Лин Амаристот смотрит на него с доверием, сбросив маску, и он знал, что некоторые дары были ловушкой. Он хотел видеть в этом дар богини. Иначе каким он был?

И он оставил шелк и золото двора султана, где десятки лет был почетным гостем. Он не стал бы официальным поэтом правителя Кахиши, настаивая на независимости, чтобы уходить на недели в пустыню или горы, но его место при роскошном дворе было его мечтой. То место было далеко от комнат Академии, где он начинал. Тут побывал и Эдриен Летрелл, и жители Кахиши сами были связаны с искусством Киары, хоть звали ее иначе.

Он ушел со двора и отправился по торговому пути между Майдарой и Тамриллином, двумя столицами его жизни. Он не знал, куда шел, его сны мало помогали в этом. Его сны, и та ночь, когда он проснулся в холодном поту, пылая от знания, что ужасное произошло в глубинах севера Эйвара.

Дорога была холодной, ветер в горах становился холоднее с каждым днем. Когда Валанир Окун шел тут в последний раз, была весна, он ходил тогда с караваном, а потом на ярмарку Середины лета. Дни были полны разговоров с торговцами, стражами, одинокими колдунами, а ночами звучала музыка, и артисты танцевали.

Теперь с Валаниром были только мысли, и только ветер был музыкой. Дороги были почти пустыми и опасными, но многие кахишианцы почитали людей с лирами и кольцами и принимали дома.

Он не был беззащитным. То, что он был способен не только в музыке, помогло ему распространить славу. Люди хотели героев, они не стали бы почитать человека со всего одним даром. Он сложно воспринимал свою славу, знал, что настоящий Пророк не затмевал таким свое сердце.