Lady Tiffany - Победить или умереть [СИ]

В Речных Землях маки склоняли свои алеющие головки к сырой земле, а вечера пахли огнём костра и проливным дождём. Воздух звенел от ночной тишины, нарушаемой только шелестом одолень-травы. Даже звон колокольчика или стук копыт заглушало умиротворение и спокойствие. Петир говорил, что не видел края прекрасней, шире и благодатней. Петир говорил, что Трезубец — отрада его глаз. Петир говорил, он никогда не покинул бы своего дома, будь его воля. Петир говорил-говорил-говорил, пока его слова не превратились в ложную песнь пересмешника, сеющую раздор и усобицы. Жаль, что Лиза этого не понимала…

Девушка передёрнула точёными плечами и поправила спадающую шаль; утро стояло сырое и свежее-свежее, только что дождь не омрачал серое небо. Молитвы, увы, не спасали от одиночества, лишь позволяли забыться. Хотя в них был, наверное, какой-то прок. Будь у неё дитя, чтоб прижать его к белеющей груди, полелеять и расцеловать, всё было бы по-другому.

Шелест юбок и возбуждённый шёпот служанок ожёг слух: наверняка опять нашли повод для смеха над своей госпожой и впились в него, как собачонка в жирный кусок мяса! Вечно эти негодницы сравнивали её с бывшей леди Аррен, якобы высокой, статной, с россыпью чёрных волос и парой седых прядок. Эллиана так и не смогла подарить мужу дитя, умерла в муках от горячки, истекая потом и кровью.

Но звон латных доспехов и гулкий вой рога рассеял всякие сомнения: начиналась подготовка к приезду лорда Долины. К приезду её мужа. Лиза нетерпеливо кинулась к перегородке, разделяющей мраморный балкон от зияющей пустоты, но с небесной высоты ещё не было видно лошадей и свиты, спрятанной за скалистым обрывом. Но слухи и сплетни делали своё дело. Джон ехал!

Это стало поистине новостью для госпожи Аррен, ведь писем она не читала. Джон оказался абсолютно бесполезным собеседником: не мог вспомнить наряды королевы, причёски придворных дам, ничего не рассказывал об охотах и плаваниях. В одиночестве коротала его жена дни, вышивая рукава платьев бисером и серебром, так и не найдя себе подруг.

А теперь Джон ехал! Вот только… Была ли надежда на нечто большее, чем молчание за завтраком и неторопливую прогулку по поросшим мхом дорогам? Лиза не была уверена. Если бы боги послали ей знак, хоть самый простой, маленький знак!

Чувствуя горячую просьбу к Семерым, юная госпожа Долины поднесла чётки к губам и с жаром поцеловала их. Благоговейное тепло разливалось в груди, заставляло сердце пропускать трепетные удары. Она даже повалилась на холодный мраморный пол, встав на колени. О, она никогда не была так кротка пред Богами!

Одна из фрейлин застала свою леди без шали, с растрёпанными рыжими прядками, язычками пламени обнимающей голые плечи. В ответ на робкую весть, Лиза крикнула, чтоб её не смели отвлекать.

И, видимо, боги вняли ей.

Лиза услышала песнь пересмешника.

Когда повсюду царит горячее лето, богатое на сочные фрукты и душистые травы, то Винтерфелльский камень режут сквозные морозы. Но теперь зима укрыла весь Вестерос, и она обещает долго мучать голодом простой люд.

Мокрый снег под ногами царапает колени, пачкает сыростью земли подбитый лисой плащ, жалобно хрустит под кожаными сапогами. Мира Рид отчаянно стонет, целуя еловые чётки, но боги её не слышат: смешливо рассыпают по плечам единственное оставшееся сокровище — густые древесные кудри.

За Стеной было страшно и губительно ветрено, но в висках не стучало абсолютное отвращение вперемешку с липким подступающим беспокойством. Мира Рид молится старым богам, а сама не знает, что просит; снег, тая, опускается ей на разбитые в кровь костяшки и открытые алые уста, полные ядовитого, но не сказанного.

Ей бы бежать, ступая по скользким дорожкам в густую тлеющую чащу родного леса, ловить до зари худощавого зайца и водить пальцами по мшистым стволам. Ей бы выпустить стрелу в запутавшегося в лианах оленя, разодрать окончательно губы и, свистя по вечерам баллады, плясать с отцом под лихую песню тучного барда. Но дом далеко блестит болотной искрой на горизонте, а тут, в сердце ледянящего Севера, ей дали тёплую кровать и яблочный эль: куда ни глянь, везде напускное гостеприимство.

— Миледи, каждый союзник сейчас на счету. Прошу, вы должны нам помочь!

Голос у Джона Сноу — Старка — щенячьи-нежный, но дозорными ветрами превращённый в юношеский клич. Мира смеётся, а потом от обиды беспомощно плачет, и Санса Старк — Стоун — предлагает отоспаться хорошенько и отведать оленины со смородиной. Ночью ей снится болотная дымка.

В Сероводье полно илистых рек — в Винтерфелле бьёт подземный кипящий источник, но Мира всё равно хочет уйти и пропасть где-то в заросших одолень-травой берегах.

Ночью ей снится, как искрясь, падает с небес белый снег, как смеётся знакомый, но чужой и скрипящий голос, как тихонько шагает ребёнок, неопытно ступая по гололедице. В Карлхолде пахнет сосновой смолой, тёмная дымка окутывает кузницу и парит над озером серым туманом. Леди Алис исходится солнечным лучом, но её огонь не греет, только волнительно бежит по венам. Мира ей что-то хочет сказать, но теперь от слов лишь отплёвываться — разменная монетка, ничья и всякого сразу.

А на утро опять мокрый снег горячит порезанные щёки. Железом на кончике языка горчит смард разлагающихся тел, почти такой же дурманящий и липкий, как в топких чащах Перешейка. У Болтонов действительно острые ножи, шрам под нижней губой о том вспышкой режущей боли напоминает. Рид у входа в богорощу замирает на миг: опять молить богов, не зная, о чём именно.

Иногда ей хочется молить о Алис Карстарк, но она вовсе не понимает зачем.

— Миледи, вы обдумали наше предложение? Нам нужен ваш ответ, — леди Севера понимающе глядит, но на губах улыбка уже не играет. В сводах замка гуляет потерянный вой лютоволка.

«Болотная змейка», — вспоминается прозвище, что дал ей излюбленный брат. Жойен тяжело дышал ей куда-то в изгиб шеи в последнюю встречу, а теперь, испивая душистые отвары, томится гостем — заложником — в Белой Гавани.

«Болотные змейки умеют кусать, хотя их и не разглядишь среди влажных коряг», — шептала мать и вплетала в косы пламень-цвет, который теперь казался лишь блёклыми язычками по сравнению с огнём локонов Сансы.

«Но я не болотная змейка, я — львоящерица», — думает Мира и, вдыхая горечь мокрого дерева, сдавленно улыбается своим спасителям — захватчикам.

— Дом Ридов веками служил дому Старков. Но львоящеры остались в плену у зловонных Болтонов, и нам нужна помощь, как и вам. И потому я хочу, чтобы мой брат или я стали Старками — хоть кем-нибудь — и могли нести под чардревом обет своей верности.