Трейси Нейткотт - Остров Серых Волков (ЛП)

Чарли вытирает его о рубашку, прежде чем откусить кусочек.

— Когда разбогатеешь на пиратских сокровищах, тебе стоит открыть пекарню, — говорит Эллиот, ловя нитку карамели, прежде чем она прилипнет к его подбородку. — Или, может быть, я использую свою долю, чтобы нанять тебя в качестве личного повара.

— Как будто ты можешь себе это позволить, — Гейб смеется так долго, что смех переходит в кашель.

— А что ты будешь делать с этим сокровищем, Руби? — Анна опускает голову на плечо Чарли.

Я открываю рот, но ответа не нахожу. Сколько бы я ни думала об этом сокровище за последние полторы недели, я никогда не думала о том, что могу с ним сделать. Мои мысли были прикованы к находке, к последнему желанию Сейди.

— Понятия не имею.

— Моим тете и дяде нужны деньги, чтобы отправить моих кузенов в колледж, — говорит Чарли рядом со мной. А может быть, он уже на земле. Это так трудно сказать, когда магия кружит мой разум. — Я хочу, чтобы вы отдали им мою долю.

— Заткнись, Чарли, — рычит Эллиот. — Отдай это им сам.

Никто больше не хочет думать о том, что Чарли слишком мертв, чтобы доставить сокровище, поэтому мы начинаем придумывать самые нелепые способы потратить наши деньги.

— Я собираюсь купить кондитерскую лавку. Не для меня. Из-за Ронни, — говорит Анна, и мы все стонем. — Он любит конфеты, так что я куплю полный магазин и никогда его не впущу.

Я вижу, что она гордится собой, поэтому широко улыбаюсь.

— Я собираюсь купить мотоцикл. — К своей чести Эллиот говорит это с невозмутимым видом.

— Перестань пытаться быть плохим мальчиком.

Я хочу ударить его по плечу, но слишком устала от наших бесконечных часов исследования сталагмита, чтобы действительно заниматься этим. Эллиот берет мою руку, разжимает мой кулак и переплетает наши пальцы.

— На свою долю я куплю тебе черную кожаную куртку, — говорит Гейб. Это вызывает у него новый приступ смеха-кашля.

Тяжелый взгляд Чарли устремлен на Эллиота.

— Я использую кое-что из своего, чтобы вызволить тебя из тюрьмы.

— Я ненавижу вас всех, — говорит Эллиот с настоящей угрозой и целует меня в макушку.

Если бы я могла записать этот момент, то сохранила бы его где-нибудь в безопасном месте, чтобы можно было смотреть его снова и снова. Я могла бы вечно чувствовать себя так, как будто я проглотила небо и все, что в нем есть.

Но все это меняется в одно мгновение. На одном дыхании.

В промежутке между вздохом Анны и полной остановкой дыхания.

ГЛАВА 39: РУБИ

В моей груди что-то сжимается, и это очень похоже на панику. Если пещера перестанет вращаться, я смогу еще раз проверить. Убедиться, что грудь Анны поднимается. Убедиться, что она просто спит.

Но в пещере все равно вихрь.

И Анна не спит.

— Анна, — мой голос звучит очень тихо, но для Чарли этого вполне достаточно. Он трясет ее сначала сильно, потом еще сильнее. Я не могу смотреть на ужас на его лице, поэтому хватаю ее за руку и тяну. Ее тело соскальзывает с тела Чарли и падает на землю.

— Вы, ребята, берите рюкзаки, — говорю я, вырывая Анну из его рук. Он почти не сопротивляется.

Ноги дрожат. Руки стали липкими от пота.

Я беспокоюсь о камнях на земле, царапающих голую кожу Анны. Я беспокоюсь о том, как бы не разбить ее череп о сталагмит. Но больше всего меня беспокоит то, что я слишком медлительна.

В голове у меня мутный беспорядок, мозг скользит повсюду. И все же я не останавливаюсь. Я тащу ее через пещеру, через маленькое отверстие, в темный туннель. Я тащу ее еще несколько ярдов на всякий случай.

Затем падаю на землю. Мое сердце трепещет, как крылья колибри. Я набираю полные легкие воздуха, и на вкус он напоминает прохладные брызги воды в душный день.

Я наклоняюсь к Анне. Мой первый инстинкт — сделать искусственное дыхание, но я сомневаюсь, что то, что находится в моих легких, оживит ее. — Дыши, — говорю я. Мои легкие кричат, но я повторяю это снова. — Дыши.

Шарканье ботинок. Звук затрудненного дыхания. А потом мальчики вываливаются из пещеры. Они ползут по туннелю, пока не оказываются рядом со мной, буйство звуков: кашель, хрипы, судорожное дыхание.

Они больны, им больно, но они так явно живы.

Мы теснимся вокруг Анны. Я стараюсь не играть в «Что Если», но что если? А что, если все, что я когда-нибудь получу с Анной, — это неделя? Что, если я никогда не смогу сказать ей, что она — это все то, чего она боится в себе, и что именно это делает ее необыкновенной? А что, если у нас никогда не будет шанса на вечную дружбу?

Но тут Чарли начинает трясти меня. Он прижимает мою ладонь к груди Анны, как раз там, где лежала его ладонь. И это неглубоко, так неглубоко, но ее грудь поднимается.

Я кладу ее голову к себе на колени, стряхиваю камешки и грязь с ее волос. И жду.

В этот момент я слышу какой-то звук, ослабленный нашим хриплым дыханием.

Несущаяся вода.

Гудящий ветер.

В этом звуке есть что-то особенное…

— Это была не магия, — говорит Эллиот, разрушая мою концентрацию. Он лежит, положив голову на рюкзак. — Держу пари, что это был какой-то ядовитый газ. Та пещера довольно изолированна, если не считать небольшого входа. Нет ничего абсурдного в том, что она попала туда в ловушку.

— Да, это так, — говорит Гейб. — Она спаслась, и ты это прекрасно знаешь. Это был остров. И он убьет нас, если Руби не скажет правду.

— Это не ее вина, — говорит Эллиот.

— Спасибо, — говорю я. — Но разве мы не можем сражаться, пока я пытаюсь добиться прорыва?

Вот тогда-то Анна и решает совершить свой собственный прорыв. Со всхлипом она просыпается.

Мы все четверо резко поворачиваем головы в сторону Анны. Она тяжело поднимается с моих колен и прижимается спиной к стене туннеля. Разражается сухим, хриплым кашлем.

— Я очень, очень рада, что ты жива.

Это все, что я могу сейчас сказать. Даже Чарли теряется в словах, глядя на нее так, словно она — восставшая из мертвых.

— Так что же это за прорыв? — Выражение лица Эллиота такое нетерпеливое, что я почти боюсь, как бы он не вытряс из меня эти слова.

Анна поворачивается к Чарли.

— Как будто я и не умирала вовсе.

Я стискиваю зубы.

— Я же сказала, что пытаюсь добиться прорыва, а кроме того, ты очень грубо обращаешься с Анной.

— Было бы еще грубее заботиться о прорыве, пока мы не узнали, что она жива. — У Эллиота очень самодовольная улыбка. Ненавижу это.

Я закрываю глаза и прислушиваюсь к звукам. Там словно низкие ноты из флейты и кисточки на барабане.

Это мелодия, которую дует ветер.

Это слезливый плач.

— О. — Я растягиваю ожидание, как и свою улыбку. — Это музыкально.

Эллиот — это пятно света на фоне тьмы, когда парень прислушивается к звуку, доносящемуся из конца туннеля. Он наклоняется к Чарли и громко целует меня в щеку.