Трейси Нейткотт - Остров Серых Волков (ЛП)

— Ты просто гений. — Он поднимает глаза, и его улыбка становится невероятно широкой. — Мы видели миллион мест, где скала пронзает небеса. А теперь земля поет траурную песню.

— Нам нужно эхо. — Эллиот стоит на вершине высокой скалы, подбоченившись, как какой-то супергерой. Его грудь тяжело вздымается, по лицу стекает пот.

То, что мы приняли за прямой ход на запад к источнику звука, оказалось прямым ходом на запад с милями и милями туннеля между ними. Поход был бы достаточно утомительным с кислородным голоданием, не говоря уже о беге трусцой. Но замедление Эллиота Торна, когда он находится на задании, немного похоже на остановку обвала после того, как верх уже рухнул.

Я сгибаю

колени, глотая соленый воздух. Он проносится сквозь арочное отверстие в дальней стене, откуда открывается вид на северо-западное побережье и агрессивно-серое небо. Вода вырывается из отверстия, бьется и разбивается о твердый камень. Хотя океан, вероятно, входил и выходил из этой пещеры в течение многих столетий, он ничего не сделал, чтобы притупить острые края.

Когда мы мчались вслед за музыкой, я была поражена тем, что могла сделать акустика — дрейфовать немного природы на многие мили. Но теперь я знаю, что это только половина дела. Эта пещера грохочет от звука.

Как и Эллиот.

— Я иду за тобой!

Сотни прямоугольных камней крепко держатся на потолке. Это похоже на внутренности органа. И это звучит как орган, когда пещера отвечает: «Я иду за тобой. Я иду за тобой. Я иду за тобой…»

— Ну, это не было зловеще, — говорит Чарли, ища, куда бы присесть. Но земля — это буйство камней: короткие камни, высокие камни, камни размером с лестницу, поднимающуюся по стенам, камни с плоскими гранями и острыми углами, которые разрежут вас, если вы сделаете неверный шаг.

Он находит небольшую место среди камней, и я сажусь рядом с ним. Эллиот протискивается рядом со мной, отвлекая своими спутанными волосами, этими светлыми, яркими глазами и шеей. Я не уверена, что от меня ждут чего-то другого, кроме как пялиться на эту длинную шею с меткой красоты на одном конце и дразнящей татуировкой на другом. Я отвожу взгляд.

Даже если мы уверены, что стихотворение говорит об этой пещере, и даже если наши легкие устали, мы с Анной проверяем нашу музыку на пещере. Из ее уст доносится звук, такой же хриплый, как ветер, такой же сильный, как океан, такой же высокий, как потолок в этом соборе пещеры. Я вскакиваю с губной гармошкой. Это странная и удивительная вещь — ее пение между моими риффами, ее слова падают и вьются вокруг нот.

Я играю последний аккорд, позволяя ее голосу закончить. Мы остаемся с отголосками песни, которая играет под грохот волн и завывание ветра. Гейб уставился на Анну так, словно она пела о существовании Вселенной.

— Я… — он делает шаг к ней, но в последний момент резко останавливается. — Я готовлю ужин, так что вы, неудачники, можете разбить лагерь.

Чарли с трудом сдерживает смех.

— Анна Банана, ты же сирена.

— Если бы это было правдой, я бы никогда не пела, так что мой голос не заманил бы тебя на каменистую смерть. — Она моргает снова и снова. — Не то чтобы ты сегодня умрешь.

— Нет, это не так. — У Эллиота свирепое выражение лица. — Он умрет таким же морщинистым и лысым, как и в тот день, когда родился.

— Эй, эти волосы никуда не денутся. — Чарли проводит рукой по голове. — Волосы моего харабедзи выросли на три дюйма на смертном одре и еще на четыре после его смерти. Мой папа говорит, что это семейное.

Анна обхватывает его за руку.

— Моя прабабушка была лысой до четырех лет. Вы бы сделали очень нормальных детей вместе.

— Аннаааа, — простонал Чарли.

— Это на сто процентов последнее, о чем я хочу думать.

Они пересекают пещеру и исчезают в небольшой нише. Эллиот замолкает, но я не двигаюсь с места.

— Встретимся там, — говорю я.

Он смотрит на Гейба, кивает и идет вслед за Анной и Чарли к нише.

К этому времени Гейб уже собрал хворост у входа в пещеру со стороны океана — скорее всего, его занесло во время шторма или унесло водой на скалистый берег — и развел небольшой костер. Он наклоняется над кастрюлей с кипящей водой. По его лицу пробегают тени, но я достаточно ясно вижу сжатый рот, чтобы понять, что ему не нужна компания. Но я все равно сажусь.

— Я могу тебе помочь?

— Я сам, — говорит он. Жирная лапша идет в кастрюлю. Далее следуют обезвоженные овощи. Мы смотрим на них, пока лапша не размягчается и не скользит под воду. Я уверена, что Сейди могла бы сказать что-нибудь умное, смешное и изменяющее жизнь, но я этого не делаю, поэтому молчу. Он смотрит вверх, и в огне его лицо краснеет, как от гнева. — Ты когда-нибудь просто ненавидишь себя?

— Я над этим работаю.

Он издает низкий смешок, больше дыхание, чем что-либо еще.

— В долине трава шептала, что истина приносит свободу. На днях, после того как я рассказал вам, ребята, что я сделал, и остров перестал нападать на меня, я почувствовал себя намного легче. Впервые за целую вечность я подумал, что когда-нибудь смогу простить себя. — Его взгляд устремляется в дальний конец пещеры, где остальные разбивают лагерь. — А потом Анна спела эту песню и…

— Ты хотел её поцеловать.

— Руби! Я стараюсь быть очень правильным и все такое… — он наливает в кипящую воду порошкообразную смесь, которая становится кремово-желтой, — и пытаюсь говорить о красоте и достоинстве, и, да, я хотел поцеловать ее.

— Но ты не чувствуешь себя достойным ее.

— Нет.

— Пока нет. Стань самим собой.

Я обнимаю его. Он крепко сжимает меня, и я думаю, что, возможно, я получаю эту дружбу. Может быть, злоба разрывает дыры в наших сердцах, как это случилось со мной в тот день, когда умерла Сейди. Но, может быть, мы заполняем эти пустоты теми людьми, которых любим, и они делают нас лучше, сильнее.

ГЛАВА 40: РУБИ

Ищи тех шестерых тогда,

Здоровых, крепких, верных.

Они веками ждут тебя,

Ждут, что придёшь сквозь тернии.

Пощечина-и я просыпаюсь.

— Руби! — У Анны дикие глаза, волосы свисают вокруг лица, как львиная грива. — Проснись, Руби. Просыпайся!

Я вздрагиваю и встаю на колени. Моргаю в темноте.

— Чарли!

— С ним все в порядке. На сегодня. — Анна будит Гейба ударом локтя в живот. — Вставай, Гейб. Мы должны поторопиться.

Он быстро встает. Возится со своим рюкзаком, потом зажигается еще один огонек.

— Что тут происходит?

Энн делает паузу.

— Я не… я не знаю. Я почувствовала это урчание, как будто остров рычит от голода, а мы лежим на его животе. Это было так сильно, но никто из вас не проснулся, так что, возможно, мне это показалось. — Она трясет Эллиота за плечо. — Впрочем, это не имеет значения. У меня есть предчувствие.