Трейси Нейткотт - Остров Серых Волков (ЛП)

Я изо всех сил стараюсь не отпускать его.

Дорис замечает меня на пути к докам.

Она сидит на своем крыльце, одетая в платье, похожее на ночную рубашку. От этого мне хочется промыть глаза.

— Ищещь компанию? — спрашивает она, когда я подхожу к ее дому.

— Возвращайся в постель, Дорис. Я тут кое-что делаю.

Она жестом указывает на рюкзак.

— Ты зарываешь сокровище на Острове Серых Волков.

Я делаю вид, что меня это не беспокоит. Это Бишоп рассказал ей о рюкзаке, полном сокровищ.

— А почему вы вообще не спите?

Сейчас такое раннее утро, что ещё почти ночь.

— Утро движется назад по мере того, как мы движемся вперед, Куп. — Она идет через лужайку в мою сторону. — И кроме того, никогда не бывает слишком рано для приключений.

— Я могу и не вернуться.

Она отрицательно качает головой.

— Ты обязательно вернешься.

До пристани еще полмили. Дорис напевает всю дорогу. Это не то, что я хотел бы услышать до восхода солнца. Или вообще никогда.

— Зацени это, Куп. — Она останавливается перед лодкой с омарами.

Наверное, это очень мило. Правда, довольно старая и изношенная.

— Парусник Бишопа гораздо лучше.

— Только не на лодке. — Она пристально смотрит на омаров. Она тоже очень сосредоточена. Как будто она их считает.

— Ты думаешь о том, чтобы проехаться без дела?

Дорис смеется. Я понятия не имею, почему.

— Конечно, именно об этом я и думала.

Через тридцать минут мы уже на воде. Воздух омывает меня солью и туманом. Когда солнце, наконец, встает, мне кажется, что я вижу его впервые в жизни.

Команда — это смесь моряков из северного штата Мэн и Канады. Они учат меня следить за их буями. Как нанизать иголки прикормки с сельдью и поросятами. Капитан втаскивает в лодку проволочную ловушку, и матросы учат меня разбирать улов.

Это все слишком много для занятости до полудня.

— Я с тобой не поеду, — говорит тот, что повыше, Рич. Он продал Бишопу первого омара, которого я когда-либо готовил. Прямо с кормы лодки. Джад Эрлих был уверен, что это незаконно, но Бишоп не обращал на него внимания. — От этого места у меня мурашки бегут по коже.

Я пожимаю плечами.

— Он действительно зеленый.

— Это не так уж странно. Но эта чертова дыра есть.

— Не ругайся, — говорю я.

Команда смеется. Дорис усмехается.

Через пятнадцать минут остров уже пробивается сквозь туман. Рич осеняет себя крестным знамением.

— Не могу подойти ближе, — говорит капитан. — Это плохая примета, если корабль коснется острова.

— Там есть причал, — говорю я.

— Нет, нет. Это одно и то же. Удача просто соскользнет с острова, перелезет через причал и сядет в лодку. Я не могу этого допустить. — Он выглядывает из-за борта лодки. — Ты умеешь плавать?

— У меня нет ни малейшего представления.

— Похоже, сегодня ты все узнаешь. — Капитан проверяет брюхо омара. Самку, несущую яйца, выбрасывают за борт. — Давай, выпрыгивай. Я бы хотел убраться отсюда как можно быстрее, если вы не возражаете.

Я умею плавать с сырым яйцом в ложке. Я не знаю, тону я или плыву.

Очевидно, здравый смысл не был большой частью моего таинственного прошлого.

— Мне кажется, я сейчас утону.

Капитан кивает головой.

— Ты получишь крещение морем.

— Тогда ладно.

Я выпрашиваю у Рича пластиковый пакет. Спрятать письмо Бишопа внутри. Оно будет в красном рюкзаке.

Я останавливаюсь перед Дорис.

— Тебе придется остаться здесь.

— Наедине с целой лодкой суровых моряков? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вытерпеть это.

— Да, отлично, — говорит капитан. — Мы вернемся за тобой завтра. А теперь поторопись покинуть лодку, пока нас не потопила неудача.

Я оттаскиваю Дорис подальше от мужчин. Мы не можем уйти слишком далеко, не наткнувшись на груды ловушек для омаров. Я даже жалею, что нас не подвез кто-нибудь на яхте.

— Я могу и не вернуться, — говорю я.

— Ты обязательно вернешься.

— Возможно. Но если я этого не сделаю, есть кое-что, что ты должна знать.

Я рассказываю ей о стихотворении. О книге.

Я говорю ей, что когда придет время, она должна убедиться, что близнец, истинно верующий, найдет её.

А потом я прощаюсь с ней.

Бишоп сказал, что со мной все будет в порядке, я взвалил рюкзак на плечи. И прыгаю за борт.

Попав в воду, я узнаю две вещи: я умею плавать. И Атлантический осенью — это, блин, холодно.

Волны лижут мне лицо. Мои глаза горят.

Когда я приблизился к острову, я позволил океану сделать всю работу. Он ловит меня на гребне волны. Он несет меня все ближе и ближе к берегу, как будто знает, что я дома.

ГЛАВА 46: РУБИ

Сокрыта тайна до тех пор,

Пока тот луч, ведущий взор,

Пред ним не скинет тёмных шор.

Заряд бьет по моему телу. Я резко просыпаюсь.

Анна стоит надо мной, держа бутылку с водой над моей головой. Она резко поднимает его, позволяя лишь одной капле упасть мне на лоб.

— О, хорошо. Я не хотела тратить её впустую.

— Что тут происходит? — У меня волосы на руках встают дыбом. Даже тонкие волоски вокруг моего лица тянутся к потолку.

— Пойдем. — Она тащит меня к центру Звездных Камней, останавливаясь под тонким лучом лунного света. Это первый раз, когда я понимаю, что мы спали с ночи до утра и до следующей ночи. — Пока вы все спали, я, наверное, сотни раз пересекала эту пещеру. Может быть, тысячу — это продолжалось вечно.

Когда мой разум очищается от сна, воспоминание ударяет меня, как камень. Падающие камни, красная кровь, белые цветы. После трагедии пробуждение особенно жестоко.

— Не так уж и долго.

— Да, но пока ты была без сознания и не думала о нем, я почти ничего не могла сделать. — Она все моргает и моргает. Снова моргает. — Как бы то ни было, — говорит она со слезливым смехом, — дело в том, что я стояла прямо здесь, собирая солнечный свет, и никогда его не замечала.

Я прослеживаю за ее взглядом. Бледный лунный свет падает на основание одного из Звездных Камней, подчеркивая тусклую гравировку. Этот символ ни с чем не спутаешь. В этом свете разрезанный квадрат практически светится.

Я прижимаю пальцы к рифленому камню.

Почти все здесь холодно. Холодная земля. Холодный камень. Холодный воздух обволакивает мое тело. Но символ этот теплый.

— «Сокрыта тайна до тех пор,

Пока тот луч, ведущий взор,

Пред ним не скинет тёмных шор.»

Мое сердце не совсем понимает, что с этим делать. Оно все еще рвется на части из-за мальчика, похороненного под цветами. Может быть, это поможет Сейди и тому обещанию, которое я дала?

Я потираю гравюру.

— Я всегда представляла себе этот момент только с нами пятью.

— Это всегда был сон, — говорит Анна. — Но он был очень, очень хорош.

В течение двух ударов сердца никто из нас не произносит ни слова. А потом она говорит: