Lutea - Дети войны [СИ]

Оттеснённый магами, выходившими на четвёртом, к боковой стене, Александр задумался было о своём, как вдруг его дёрнули за рукав. Обернувшись, он встретился взглядом со Штефаном, которого едва было видно за колдуном, занимавшим добрую треть лифта собой и коробкой, на которой стоял штамп Департамента регулирования магических популяций.

— Кошмар, ну от него и воняет, — пробормотал Штефан, когда молодые люди вместе со всеми, кто оставался в лифте, вышли в холле Министерства магии. — Как будто на него гиппогриф…

— Тебя отпустили пораньше? — спросил Александр, прерывая его.

— Да, фрау Фюрст сказала, что у неё вечером встреча со старым другом, и раз уж она уходит, я тоже могу не сидеть, — Баумер довольно улыбнулся. — Как же прекрасно, что из всех юристов Верховного суда я попал в помощники именно к фрау Фюрст, у которой так много друзей, с которыми можно часто встречаться. Это поднимает её настроение, скажу тебе, до невиданных высот… Я в один из таких подъёмов выбил себе командировку — ну, помнишь, когда она на неделю отправила меня в Рим «перенимать опыт итальянских коллег», — он спародировал голос начальницы (вышло почти даже похоже) и заключил удовлетворённо: — Люблю свою работу!

На самом деле, то, чем Штефан занимался, в понимании Александра назвать работой было тяжело. В год после окончания школы, когда сам Штайнер почти что сражался с сотрудниками Управления правопорядка, некоторым из которых крайне не понравился новоиспечённый коллега — сын адъютанта Гриндевальда, Баумер всё-таки вытребовал у отца денег и отправился в кругосветное путешествие. Домой он вернулся лишь к следующей осени, жизнерадостный, счастливый, и практически сразу же нашёл себе место личного помощника Эльвиры Фюрст, одного из трёх государственных адвокатов при Верховном суде. Что конкретно входило в обязанности Штефана, сказать было сложно. Не понимала этого до конца, как видно, и фрау Фюрст, а потому Баумера в течение рабочего дня можно было увидеть на всех этажах министерского здания, начиная с подвальной хозчасти, куда он забегал то за новым пером, то за чернилами (в том, что это он делал сам, явно была виновата хорошенькая Ирма Шульц), и заканчивая верхним этажом, где базировались министр и обслуживающий его персонал. И в каждом департаменте у Штефана находилась хоть пара знакомых, с кем он мог пообщаться, а потому всегда одним из первых узнавал новости.

— Слышал интересную весточку, — вновь заговорил Штефан, когда они вышли из здания Министерства на площадь. Снег кружил в морозном воздухе красивыми крупными хлопьями и ложился на мостовую, к несказанной радости детей, уже приготовившихся что-то лепить. — Наш глава Департамента магического законодательства, герр Диттнер, собирается выдвинуть свою кандидатуру на следующих выборах, — Баумер поправил перчатки. — Как думаешь, у него есть шансы?

— Полагаю, что так, — сдержанно отозвался Александр, прежде убедившись, что окружающие не обращают на них ни малейшего внимания.

— Из него бы вышел хороший министр, — сказал Штефан, предпринимая последнюю попытку вынудить друга на более пространный обмен мнениями. Видя, что своего не добьётся, он сменил тему: — По кофе? Заодно расскажешь, когда тебя ждать обратно.

— Как уже говорил, я рассчитываю вернуться тридцать первого, — ответил Штайнер по дороге к располагавшейся на другой стороне площади кофейне, на окнах которой мягко переливались тёплыми оттенками гирлянды из зачарованных огоньков. — Первого у меня дежурство.

— Не позавидуешь, — сочувственно заметил Штефан. — Что у вас, что в госпитале будет весело после Нового года.

— Надеюсь, у нас в отделе весело не будет, — серьёзно сказал Александр.

Баумер вздохнул.

— Да, ты прав, конечно.

Они заняли небольшой столик в глубине кофейни рядом с пышной ёлкой, украшенной большими синими шарами, на каждом из которых искристые узоры, будто бы от мороза, сплетаясь, образовывали какую-то картинку. Заказав у подошедшей официантки кофе, Штефан занял себя тем, что принялся разглядывать рисунки на шарах. Он казался расстроенным, и Александр понимал, что именно его неразговорчивость стала тому причиной, даже испытывал по этому поводу своего рода вину. После долгого дня, заполненного до отказа бумажной работой, заключительным допросом убийцы, беседой с целителем, проводившим обследование преступника на предмет вменяемости, настроения на общение совершенно не было. Однако Штефан его друг, и это обязывает.

— Что сам думаешь делать на праздники?

— На Рождество поеду домой, — Штефан повернулся к нему, удивлённый тем, что всё же дождался вопроса в свой адрес. — Потом — не знаю, думал выбить отгул и на пару дней свозить мать в Канны или Ниццу — ей не помешал бы морской воздух, а мне — город менее унылый и серый, чем наш Берлин.

— Понимаю, — произнёс Александр слегка невпопад. Его мысли метнулись к собственной матери — к её похоронам позапрошлой весной.

Как он и боялся, болезнь в конечном итоге взяла своё. Не помогло ни вмешательство целителей, вызванных Марией в то время, когда Александр был на своём предварительном собеседовании в Управлении правопорядка, ни последующая госпитализация в Берлин. В течение последних трёх лет своей жизни мать с ужасающей планомерностью скатывалась в пучину безумия, и моменты просветления наступали всё реже, пока не прекратились совсем. Некоторое время спустя во время истерики её сердце не выдержало.

На похоронах было мало людей. Всю церемонию Мария стояла рядом с Александром, слегка касаясь его плечом, и её поддержка была дороже всего. Оксана смотрела с сочувствием, в искренности которого Александр не сомневался — у Мелеховой любая эмоция мгновенно и явно отражалась на лице. Штефан и Николай, специально вырвавшийся с рудников в Якутии, были торжественно-мрачны, а старая фрау Бек, не сдерживалась, рыдала в платок. Тогда, на миг подняв взгляд от гроба, Александр посмотрел на них всех — на тех единственных друзей, которые поддержали его в самый сложный момент жизни. В тот момент он действительно многое понял.

— Надо же, — вдруг сказал Штефан изменившимся голосом — теперь в нём помимо удивления слышался оттенок неприязни. — Что, интересно, он тут забыл?

Вырванный его вопросом из печальных воспоминаний — и благодарный другу за это, — Александр проследил за его взглядом, направленным вбок, и увидел, как освободившийся столик возле окна занимают двое магов: герр Кестенхольц, известный швейцарский дипломат, которого Александр видел пару лет назад, когда саммит Конфедерации магов проходил в Берлине, и Фридрих фон Винтерхальтер.

Винтерхальтер явно почувствовал на себе чужое внимание. Пока его спутник изучал меню, он обвёл помещение цепким взором — их взгляды пересеклись, и Александр с достоинством кивнул бывшему однокласснику. Тот словно замялся на миг, но затем всё же надменно кивнул в ответ, после чего отвернулся к начальнику, задавшему ему какой-то вопрос.