Lutea - Дети войны [СИ]

— Русские в этом году выставляют одних девушек? — произнёс Фридрих, ни к кому конкретно не обращаясь; обычно за сибирскую школу выступали крепкие ребята, эта же стайка хихикающих девиц больше напоминала переодевшихся учениц Шармбатона.

— Эти, я думаю, с чемпионата по зельеварению, — безразлично отозвался Лаубе, открывая дверцу экипажа. — Вы не знали? В этот раз оба турнира проходят в одном месте.

Фридрих нахмурился; он и в самом деле слышал об этом впервые, что ему было совершенно несвойственно — обычно важную информацию он не упускал.

— Дурмстранг на сей раз не представил своих участников?

Лаубе кивнул, не став объяснять причины, однако Фридрих и сам о них догадался: по школе в начале учебного года ходил слушок о ссоре между директором и зельеваром. Как видно, невозможность представить миру своих учеников на состязании было наказанием герра Тадича. Всё же директор Хохберг — человек с прекрасной памятью.

В холле гостиницы за столом, вытесанном из огромного дуба из Северного леса, сидела сама хозяйка, старая Янина, и со вкусом отчитывала по-русски смуглого парня в зелёной мантии («Кастелобрушу», — отметил про себя Фридрих):

— Развели тут, понимаешь, скотный двор, тащат в комнаты всяких тварей, а мне потом ваших заморских блох выводи!..

— Perdon, señora! — расстроенно воскликнул парень, вжимая голову в плечи и снимая пытавшееся забраться ему на макушку серо-полосатое животное, напоминающее маленькую обезьяну, после чего сбивчиво заговорил по-русски: — Мой лемур не мочь… остаться один школа…

— Ты чего там бормочешь?! — прикрикнула на него Янина, привстав из-за стола. — Чтобы я больше не видела тут твою макаку!

Судя по выражению лица, парень, хотя и не понял слов, догадался об их общем смысле.

— Señora…

— Здравствуйте! — к ним подбежала девушка в форме Колдовстворца и быстро заговорила по-английски: — У моей семьи дом здесь, на острове, и если хотите, я могу взять вашего маленького друга к себе на несколько дней.

Пока обрадованный парень эмоционально её благодарил, девушка увлекла его к выходу — подальше от старой ведьмы, — и дурмстрангцы наконец получили возможность подойти к хозяйке. Та проводила незадачливого обладателя лемура зловещим взглядом и повернулась к ним.

— А, прибыли, — сказала она вместо приветствия. — То-то я думаю, где запропастились — только вашей группы и не хватало.

— Давайте вы просто отдадите нам ключи, и мы тихо разойдёмся, — проговорил Лаубе, протянув руку в требовательном жесте.

— Эк разбежался-то. Будто не ведаю я, что ваш брат вытворяет тут, на Буяне. Откуда мне знать, что вы не притащили с собой какую некромантскую дрянь или не станете Тёмными чарами кидаться за завтраком?

— Даю вам слово и магическую расписку, — Лаубе извлёк из кармана и передал ей свиток пергамента, подготовленный заранее; вторую руку он по-прежнему держал вытянутой. — Ключи.

Старуха подозрительно на него посмотрела, прочитала записку, после чего всё-таки сняла с гвоздей, вбитых в стену за её спиной, три ключа с номерками.

— На, — она хлопнула по ладони Лаубе, оставив в ней ключи. — Пятая комната — на учительском этаже, остальные две выше. И это, — она с неожиданной для старухи резкостью схватила его за запястье, — если увижу, что кто-то из твоих ночью шныряет или по девчоночьим комнатам ходит — расколдовывать будете всей школой.

Коротко кивнув, Лаубе выдернул руку, и дурмстрангцы прошли к лестнице.

— Вы слышали, — мрачно произнёс учитель, когда они поднимались. — Ведите себя тихо, не попадайтесь ей под палочку.

Фридрих просто забрал один из ключей и продолжил свой путь. Гордость его задевало такое обращение, и мириться с правилами выжившей из ума старухи он не собирался. Поэтому, оставив в комнате на четвёртом этаже — она была исключительно проста, но безукоризненно опрятна: ни похвалить, ни придраться — вещи и заперев дверь изнутри, Фридрих накинул на себя чары невидимости и распахнул окно. Осмотревшись, он наколдовал деревянный настил, соединивший его подоконник и крышу соседнего, более низкого здания, стоявшего не очень далеко — в центре города, где застройка была самая старая, дома жались друг к другу, разделяемые очень узкими зачастую проулками. Сунув палочку в держатель на поясе, Фридрих, сохраняя равновесие, перешёл по настилу, после чего сделал свой мост невидимым — на всякий случай. На крыше дома, где он оказался, был выход на лестницу; минуту спустя Фридрих вышел на площадь и, вернув себе видимость, стал прокладывать путь через толпу.

Представление уже кончилось, и сейчас на сцене, возведённой в центре Ярмарочной площади, играли музыканты; под весёлый мотив народ отплясывал что-то весьма беспорядочное. Не останавливаясь, Фридрих пробрался на другую сторону площади и оттуда свернул в переулки. Он хорошо знал Буян, поэтому не заблудился в лабиринте и через некоторое время оказался в районе, где звуки музыки и смех не были слышны совсем; здесь между домами бродили подозрительного вида маги, одаривавшие любого прохожего хищными взглядами. Впрочем, сброд расступался и жался к стенам, когда видел юношу в алой мантии — любой на острове знал, что на студентов Дурмстранга нападать опасно по многим причинам.

У входа в «Барсучью нору» по бокам от двери стояли два мага в чёрных мантиях и придирчиво проверяли тех, кто хотел войти: человек пять собралось перед входом, но стражи никого из них пускать явно не собирались. Однако Фридриха они знали (как и то, что он хорошо платит), поэтому дали ему пройти без вопросов, один даже кивнул в знак приветствия.

Внутри, в отличие от тихой улицы, царствовало сплетение звона кружек и звуков борьбы, почти утопавших в одобрительном рёве и хмельных криках подвыпившей публики. Коротко усмехнувшись, Фридрих прошёл из холла в просторный зал, слабо освещённый немногочисленными свечами; больше всего света было над бойцовской ямой, вокруг которой столпилась львиная доля посетителей, криками ещё больше раззадоривая красных колпаков, упоённо колотящих друг друга дубинами; у одного уже был выбит глаз, а второй кренился на правый бок, когда делал шаг.

Постояв у края ямы недолго, лишь чтобы оценить сегодняшний уровень накала страстей, Фридрих отошёл к бару и взял себе пиво, после чего обвёл взглядом зал. Среди присутствующих немало людей было в масках (далеко не каждый желал быть узнанным), и вместе с тем многих из них было легко опознать — скрывая лица, волшебники забывали спрятать в карманы отличавшие их украшения, те же перстни или броши с родовыми гербами. Подобный список знатных гостей мог быть на приёме в доме какого-нибудь министра, где все эти маги, чванливые и под руки с унылыми супругами, высокопарно бы рассуждали о мире и политике… А здесь, на Буяне, среди запаха пота, пива и крови они кричали, точно дикари, добиваясь, чтобы красные колпаки колотили друг друга сильней, были безжалостней. «Идеальное доказательства животности человеческой природы», — подумал Фридрих, но не стал развивать эту мысль — она была философской и бессмысленной, пустой. Да и был в «Норе» юноша не для рассуждений; атмосфера начала горячить, разогнала кровь, а звуки борьбы со стороны бойцовской ямы делались всё ожесточённей. Предвкушая весёлую ночь, Фридрих взял вторую кружку пива и двинулся было к яме, но тут его окликнула компания молодых людей, в которых он признал выпускников прошлого года немецкого отделения Дурмстранга, и подсел к знакомым.