Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Это было только начало, так как у стены сидело ещё двое таких же чистеньких и гладких, как их бывший сосед. За ними ещё и ещё — ну просто посиделки какие-то, перекур демонстрационных экспонатов!

Клубок нетерпеливо подрагивал в воздухе, явно не разделяя мой интерес к анатомии: он очень хотел дальше и как можно быстрее.

Я оглядел улыбавшиеся ряды одинаковых силуэтов, рассаженных вдоль стен, вздохнул и покорно пошёл за клубком, который как специально вёл меня именно этим путем, кстати, мне абсолютно не нравившимся. Я очень старался и в дальнейшем не побеспокоил практически никого, если, конечно, это выражение применимо к безучастным останкам.

Изменения в них я заметил не сразу. Нет, даже не заметил, а скорее почувствовал, как из едва уловимых неприметных мелочей стала складываться новая, пока ещё неживая мозаика происходящего. То тут, то там светлые в потревоженной тьме костлявые очертания переставали блестеть и отражать скользивший по ним свет, приобретая более густой, вязкий оттенок, из белого постепенно переходивший сначала в бежевый, потом в темно-бежевый, в очень темно-бежевый и, наконец, в коричневый, как будто закопченный. Черепа потеряли гулкую пустотность, звучавшую раньше от одного вскользь брошенного взгляда, заполнились тенями, шепчущими отражениями давно утерянных мыслей. Края глазниц сгладились, облепились прозрачной плёнкой чудом сохранившейся плоти, почти незаметной в блуждавшем свечении моей жемчужины. Вдруг в какой-то момент разом проступило нечто несомненное, очевидное, словно завернулся краешек картины с нарисованным на ней тёмным коридором, со мной и с сохранившимися рассаженными костями, и сверкнула на миг обратная сторона листа — яркие недопрожитые жизни, прерванные и почему-то ещё ждущие своего продолжения.

Клубок не останавливался, задавая ритм быстро листаемого журнала, может быть и интересного, но на каком-то непонятном, безнадёжно иностранном языке.

Теперь уже не оставалось никаких сомнений: по мере нашего продвижения скелеты упорно молодели, обрастая лоснящейся плотью, тряпочкой обернувшей костяную основу. Глазницы заполнились студенистыми глазными яблоками. Иные черепа щеголяли челками и неравномерно разбросанными клочками волос, чьё хаотичное расположение наводило на мысль о веселившихся подростках, которые из вредности облепили их благородную и строгую гладкость всяческим лохматым мусором. Стала встречаться одежда, вернее её остаточный вариант, тем не менее дававший представление о разнообразии стилей и расцветок. Неяркий блик, золотистым огоньком мигнувший справа, выдал забытое на руке кольцо. Я чуть притормозил, с любопытством разглядывая сидевшего. Восьмой палец его широкой когтистой кисти был украшен массивным жёлтым перстнем. Существо, сидевшее передо мной, являлось кем угодно, но только не человеком, не хоном, не сапиенсом, а, вобщем, непонятно кем — восьмипалым, хвостатым и рогатым.

Клубок заметно волновался, и как оказалось — не без причин.

В плечо ударил камень — сильно, прицельно, больно отскочив по уху. Следующий чиркнул по затылку, не оставляя сомнений в намерениях спрятавшегося недоброжелателя. От третьего мне удалось уклониться, и он застрял в ощерившейся улыбке ближайшего тела. Обстрел неожиданно прекратился. Я замер, прислушиваясь и стараясь угадать источник следующей атаки.

— Эй, хон! — гаркнул неподалеку неприятный голос, раздавшийся, как мне показалось, прямо из кучи упавших как попало мумифицированных останков. — Снизу давно?

— Недавно, — я пожал плечами, понимая, что сказать хоть что-нибудь просто необходимо, а то ведь убьют — как пить дать, убьют! — и церемониться не будут. — А что есть разница?

— Не груби! Тебя что, в детстве не пороли? — ехидно поинтересовался тот же голос. — Знаешь, что бывает с плохими мальчиками?

— А вы хорошие? — поинтересовался я, внимательно оглядываясь вокруг. Клубочек осторожно переместился вниз и закатился за мою ногу. Значит, прорыв дальше по коридору пока не актуален, так что ли?

— Хо-ро-шие?! А как же!!! — мой собеседник громко расхохотался. Куча тел (все-таки он был именно там!) мелко затряслась и разъехалась в разные стороны, выставляя напоказ такое же, как и другие, неприглядное тело, совсем недавно явно бывшее человеческим существом. Мужского пола — заключил я про себя, молча разглядывая живую пародию на когда-то крупного, широкоплечего мужчину, от которого, правда, уже почти ничего не осталось, лишь кожа да кости, да пара складок и отвислостей вместо ушей, носа и гениталий (на нём не было никакой одежды, только на впалой груди болталась металлическая бляшка, легко проскальзывавшая по обтянутым кожей ребрам и каждым маятниковым своим движением — туда-сюда — создававшая чувство опасности: вдруг шнурок, на котором она висела, возьмёт да и перетрёт тщедушную шею).

Он всё ещё подхихикивал, — не мог остановиться — как будто подавился, и сдавленно кашлял, отмахиваясь рукой и чуть нагибаясь вперёд. Наконец успокоился и неожиданно важно, почти царственно выпрямился, подозрительно окидывая меня взглядом. Я ему явно не нравился.

— Чего натворил-то? Кого-нибудь убил? — нарочито небрежным тоном спросил он, вылезая на свободное место.

— В каком смысле?

— Как в каком? Скажи ещё, что ты заблудился и зашёл сюда совершенно случайно.

— Ну, вобщем, почти что так оно и есть. Но только не случайно, а специально, целенаправленно.

— Проверяющий?.. — подозрительно сощурился мой собеседник. — Они там внизу совсем офигели, что ли? Взбесились от обжорства и порнухи? Мало им на воле развлекух? Скучно стало в своём чистеньком раю, да? К нам пожаловали? За душком да запашком?

— Да причём здесь душок? И какая в раю порнография? Ничего не понимаю, если честно. И никакой я не проверяющий.

— Кто же ты тогда? Девственная принцесса Ксюя, сбежавшая прямо из-под жениха, или переодетый магар, пришедший за нашими душами? — он откровенно издевался, выжидательно растягивая время. И для чего, интересно было бы знать? А для того, — говорил его многообещающий ехидный взгляд, — для того самого, загадочный ты наш. — Если ты — первое, то тебе повезло: обслужим по первому разряду. С девочками-целочками у нас здесь недобор… Хе-хе-хе, как ты заметил. А вот со вторым вышла незадача, тут ты пришёл не по адресу: души наши уже да-а-авно тю-тю! Улетели. Да и какие могут быть в аду… души… мать их в душу, так перетак! — он опять зафыркал, захихикал, дробясь и множась эхом в тёмных углах и нишах. Эхо вторило на разные голоса, выступая из этих самых тёмных углов новыми действующими лицами в разной стадии мумификации.

— Да мне дорога наверх нужна, и более ничего! — я осторожно пятился назад, отступая от приближавшихся ко мне существ. — У меня там срочные дела!