Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Лишь травяная верёвочка змеилась по полу и обрывалась у неглубокой расщелины, в последнем своём движении стремясь заползти именно туда.

Клубка больше не было.

…Время — это, наверное, трещинки на сыпучей стене, ничейные зарубки, следы крошечных лапок, отмечающих длительность нашего заключения; тонкая ниточка путеводного клубка, по которой мы балансируем до самой смерти. Как передать тебе, незабвенная Гора, незыблемая ты крепость, что за твоими бастионами совсем по-иному дует ветер, и кланяются травы? Что маленькая птичка, севшая на протянутую ладонь, порой выражает собой больше смысла, чем тысячи исписанных страниц научного трактата? Нижайшая нота, вибрирующая в твоих пещерах столь низка, что почти неуловима таким хрупким существом как я, твоим пленником? Или, всё же, я — твой гость, путник, случайный прохожий?

— Ну что, хоний выкидыш?! — провизжал из толпы чей-то голос. У вопрошавшего была явно повреждена гортань. — Добегался?! Иди сюда, не дрейфь! Ты у нас никогда не сдохнешь, уж мы-то постараемся!

Толпа нетерпеливо переминалась, вздрагивала и перешёптывалась. Никто не решался первым нарушить девственность ничейной полосы, отделявшей их от меня. Я не терял надежды активизировать пока безучастный ко всему и всем жезл.

И тут зыбкая преграда рухнула, прорвавшись в нескольких местах добровольцами: пара одинаковых, подвяленных, но активных участников и старый носатый черт, протиснувшийся в первые ряды, подались в наступление. Другие неотрывно следили за мной. За мной, за добровольцами и направленным в их сторону Фатш Гунном.

Я жал пальцами — безответно. Толпа радостно загундела и качнулась, следуя за своим авангардом. Пихаясь и кряхтя, она пододвинулась ближе. Я отступил назад, всё ещё не в силах оторваться от путеводной нити иссякшего товарища, вжался спиной в стенную трещину, с трудом протискиваясь в спасительную щель — пусть хоть и ненадолго спасительную… Жезл вдруг выдал сноп тоненьких ярко-жёлтых молний, ударивших по особо рьяным преследователям. Те истошно завопили, но что там с ними произошло, мне уже было не видно, так как я провалился куда-то вбок. Трещина оказалась не просто углублением, а началом хода — узкого, кривого, неудобного. Я еле-еле туда пропихнулся, под немыслимым углом, вихляясь и толкаясь, как земляной червяк, всеми частями тела, переливаясь мышцами почти волнообразно. Кто-то схватил меня за башмак, я слабо лягнулся — эх, не размахнуться! — отбиваться Фатш Гунном не было никакой возможности: теперь я держал его прямо перед собой. Лезущий следом отцепился, но не отставал, сипло дыша и скребя по камням. Фантазия рисовала самый невероятный образ, снабжая его то метровыми клыками, то острыми когтями. С каждой минутой он становился всё ужаснее и ужаснее. Одно было хорошо: это придавало мне лишние силы. Я без устали полз дальше. Стих шум оставленной пещеры, утопив в земляной глубине сначала отдельные выкрики, а потом и гулкие приливы недовольного ропота, постепенно перешедшего в бормотание и пережевывание. Видимо, там снова возобновилась драка, и кто-то опять кого-то ел.

Погоня за мной так и не началась, лишь настырно лез изрядно отставший и почти теперь неслышимый страшный некто, постепенно ставший привычным стимулом бегства.

Ход расширился, дав мне возможность приподняться на четвереньки, достать жемчужину и передвигаться дальше при её неярком свете. Так дело пошло гораздо быстрее, правда, и колени, и ладони очень быстро искололись об острые камни, которые с каждым метром становились отчего-то острее и твёрже. Ерунда! Главное — в затылок больше никто не дышал, и ход вёл под углом наверх. Да, определённо не вниз. Теперь я знал это наверняка. Пару раз даже пришлось лезть вертикально, подтягиваясь на руках или упираясь спиной и коленями, почти наощупь, так как в такие моменты приходилось держать жемчужину в зубах. Фатш Гунн я засунул за пояс, уже не опасаясь того, что меня настигнут, надеясь, что крутые подъёмы мой преследователь, наверное, может быть, всё-таки, очень хотелось бы думать — не осилит.

Лезть в одиночестве оказалось, к моему удивлению, совсем обыденно и почти скучно. Получалось монотонно и механично. Раз-два, ещё метр и ещё один. Бесконечная череда «кроличьей норы». То спереди, то сзади выскакивали и суматошно убегали успевавшие спрятаться до того, как их коснется граница света, подземные обитатели.

В какое-то мгновение, несмотря на усилия моего крошечного жемчужного светильника, мне показалось, что я пробираюсь сквозь толщу абсолютной темноты, бесконечной территории мрака, отделявшей меня от настоящего света, настоящих запахов и звуков, настоящего воздушного пространства, в котором возможно всё: от ветра до восхода солнца. Мир… Желанный мир лесов и озёр, щебета птиц и песен дриад… Осыпавшиеся камешки бормотали мне вслед свои незатейливые истории. Я и сам мог бы порассказать им достаточно. Вот отмерен, отмотан и проглажен животом целый кусок нескончаемой дороги — дороги наверх или в никуда. Что-то мне взгрустнулось не вовремя, да и ход вдруг решил добавить трудностей — не задумываясь, по-дружески сдвинул стенки почти до неприличия близко: ещё чуть, и придётся возвращаться назад. Мысль об обратном путешествии вызвала целый ворох переживаний. Шум крови в ушах превращался в насмешливый гомон и рукоплескания оживляемых мною персонажей. Теперь произошедшее в пещере казалось бездарно сочиненным и отвратно сыгранным спектаклем. Ни за что на свете! Туда? Никогда! Уж лучше застрять здесь… Провокационная мысль не замедлила сказаться на происходящем: створки туннеля предательски сдвинулись и почти ласково обняли моё ползущее тело. Минуту я упирался и пропихивался, втягивая живот и ребра, одолел сантиметров сорок и тут уже застрял окончательно, с прижатыми к голове локтями, вывернутый наподобие буквы «Г». Дальше коридор снова резко загибался и уводил вправо. Вытянутая рука с зажатой в пальцах жемчужиной чуть сдвинула плотную черноту тени, но высветился только ещё небольшой кусок неровной стены. За тёмным порогом была неизвестность…

Из-за камня выбралась многоножка и деловито зашагала к моему запрокинутому лицу, волнообразно перебирая ножечной бахромой. Я чуть шевельнулся, пыльно чихнул — многоножка замерла и стремительно унеслась под защиту тени, лёгкая и совершенно свободная.

Отчаявшись продраться вперёд, я решил немного вернуться назад, оглядеться и потом, чуть расширив проход, повторить попытку. Промучившись почти пятнадцать минут и не сдвинувшись ни на сантиметр, я устало поник в каменном капкане. И назад тоже никак… Вот тут-то и навалилась тоска, могильной плитой расплющивая зажатое в ней тело — вот и всё!.. Неужели действительно всё ? Или я, как Винни Пух, полежу здесь недельку и похудею? Может, и рассмеялся бы, но заваленному человеку сия привилегия недоступна — сжатые ребра и живот не производили необходимых конвульсивных движений. Осталось лишь тихо сказать: «Ха-ха-ха».