Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

Кажется, что-то изменилось вокруг. Каменная плита, которая только что мешала мне дышать, вдруг, утратив свой вес, дрогнула и чуть приподнялась, освобождая мои смятые ребра — совсем чуть-чуть. Я пошевелил ногами, но сдвинуться с места так и не смог.

…Время — это, наверное, трещинки на сыпучей стене, ничейные зарубки, следы крошечных лапок, отмечающих длительность нашего заключения; тонкая ниточка путеводного клубка, по которой мы балансируем до самой смерти. Как передать тебе, незабвенная Гора, незыблемая ты крепость, что за твоими бастионами совсем по-иному дует ветер? Что маленькая птичка, севшая на протянутую ладонь, порой выражает собой больше смысла, чем тысячи исписанных страниц научного трактата? Нижайшая нота, вибрирующая в твоих пещерах столь низка, что почти неуловима для такого хрупкого существа, как я, твой пленник? Или всё же я — твой гость, путник, случайный прохожий?

Мне почудилось, или каменный обруч действительно ослабил свои объятия? Я осторожно пошевелил руками, с радостью ощутив первые уколы во вновь обретённых пальцах. Выдохнул, упёрся башмаками и… чуть сдвинулся вперёд. Ещё чуть-чуть. Может, удастся протис-нуть-ся-яаа?!.. Одолев сантиметров десять, снова забуксовал — нет, увы, но не сейчас.

Я очнулся от покряхтывания и покхекивания, катились камешки, кто-то смеялся. Так, провалившись в горячечный бред, всплываешь вновь к жизни и боли совершенно другим, измученным и растоптанным. Я со стоном приподнял голову.

Рядом опять стоял Бэбэлэнц и крутил в руках мою жемчужину.

— Занятная вещица, — проговорил он, заметив, что я, наконец, пришёл в себя. — Украл?

— Моя-я, — прохрипел я. Губы не слушались, горло забилось пылью и скрипело при каждом вздохе. — Отдай…

— У тебя есть что-нибудь такое же? — пропустив мимо ушей мою просьбу, продолжал гном. — Тебе ведь всё равно будет ни к чему. Очень скоро.

Он критически оглядел мои как попало торчавшие руки и чумазое лицо со сложным выражением в выкаченных глазах и заинтересованно приблизился вплотную.

— Она… подарок, — с трудом проговорил я, болезненно следя за каждым его движением. — Пожалуйста…

— Да зачем?! — поморщился Бэбэлэнц, с досадой оглядывая мои вздрагивавшие пальцы. — Тебе и так повезло. Если бы тебя нашли пещерные гнорли, ты был бы уже мёртв, и давно! Все, кто приходят с нижней каторги, несут, по их мнению, опаснейшую заразу и подлежат немедленному уничтожению. И они, как хранители внешней границы, несомненно правы! Но… Мы же, младшие гномы, гуманны. Зачем убивать, когда можно просто подождать… в данном случае, денёк-другой? Позволь заглянуть в глазки — ну да, сутки, не более.

Слова, которые он говорил, были настолько лишними, неуместными, что даже не оскорбляли, однако причиняли нестерпимый душевный зуд, то самое необъяснимое чувство, когда кажется, что ещё одна буква, слог, звук, упавший камешком с лоснящихся губ собеседника, — и моё тело не выдержит, разорвётся на куски, разнося надоевший проход к… да-да, к тем самым чертям, что остались где-то внизу. Странно, но Бэбэлэнц ничего не замечал и, знай себе, обстоятельно меня осматривал, как доктор умирающего, сетуя на желтизну щёк и синюшность ногтей.

«Ну, что же ты?!» — недоумённо спросил я себя. Или это, всё-таки, был кто-то другой. Гора?.. «Что, что? Конь в пальто!» — сердито подумал я, медленно, но верно стервенея от происходящего. Ноги сами собой нетерпеливо заскребли, замахали, ища опору. А тут ещё и противный гном, светя себе моей же (моей!) жемчужиной, решил поближе разглядеть мой гардероб.

— Пшёл прочь, мерзкий и жирный! — сухо плюнул я в него. — Я не для того убегал из ада, чтобы умереть в твоих мародёрских объятиях!

— Но-но!!! — гном настороженно попятился. — Лежи смирно, каторжное мурло! Хоть смерть прими достойно! Небось, когда убивал и грабил, никого не жалел!

— Сам ты каторжник! — огрызнулся я, елозясь и вытягиваясь. Земля вокруг казалась мягче, чем раньше. — Я там просто мимо проходил! Транзитом наверх!

— Ха-ха-ха!!! — не выдержал Бэбэлэнц, утирая обильные слёзы и хватаясь одной рукой за круглый животик. — Оттуда пока никто нормальный не выбирался! Всякие ползуны да мертвяки. А если ты мясной да свежий — значит шпион! В глаза твои бесстыжие дай посмотреть перед тем, как ты сдохнешь!

— Отдай! Жемчужину! Вор! Моя! Отдай!..

Он возмущённо сунул мне в нос вожделенный мною объект, светя прямо в лицо.

Я зарычал и рванулся, сдирая рубашку, кожу, промахиваясь одеревеневшими руками, но попадая, вцепляясь зубами в рукав его сюртука. Он охнул и осел на землю, выронив жемчужину и в смятении покрыв меня бородой. Затем что-то сильно ударило меня по лбу, и я на минуту потерял сознание. Ещё трескуче осыпалась темнота хода, отмечая поспешное отступление Бэбэлэнца, а я уже пришёл в себя, наполовину выдавленный из бывшего каменного капкана. Свободен! Спасибо, Гора!

«Ты был слишком живой…» — прошептала в ответ она.

Я рассмеялся, более походя звуками на рыданье. Свободен и… беспомощен. Тело меня не слушалось, грузно распластавшись на полу. Стены больше не давили, хотя и находились почти так же близко, как и раньше.

Около моего носа лежала и призывно мигала моя маленькая преданная спутница. Что, милая, чуть не сменила хозяина? Она возмущённо вспыхнула красным. Я нежно взял её в ладонь и прикоснулся губами.

Прямо из стены высунулась бородатая физиономия Бэбэлэнца и сумрачно произнесла:

— Что, ещё тридцать сантиметров прополз? Молодец, хорц! Герой!!! А всё равно ты здесь и подохнешь! Героически… Надо же, какой жадный!!! Только из-за своей жадности и выбрался из теснины!

Я промолчал, но попробовал продвинуться ещё хоть немного. Это напоминало бултыхание выброшенной на берег рыбины.

— Ну-ну! — удовлетворённо заключил гном и скрылся.

Полчаса прошли в безуспешной смене коротких попыток одолеть ещё хоть сколько-нибудь и долгих промежутков не приносившего сил отдыха. В следующие полчаса я решил сменить тактику и занялся поочерёдным разминанием-шевелением мышц, сожалея о том, что было невозможно просунуть вдоль тела руки и растереть его более активно. Мучительное покалывание постепенно притупилось, и я облегченно вздохнул, уже более результативно передвигаясь по узкому коридору.

— Ползёшь? Хорошо! — ехидное лицо Бэбэлэнца опять торчало прямо из стены. — Таким темпом доберёшься до солнышка лет этак через пять.

Упоминание о солнце вызвало судорогу по всему моему телу и ответное довольное хихиканье вновь исчезающего гнома.

Прошло ещё полчаса, и я почти дополз до поворота. Пока с таким же немыслимым усилием. Никакого разнообразия, да и ладно: дорогу осилит идущий, а горную кишку — ползущий.

Я вздохнул и погладил жемчужину. Если б не она — корячился бы в полной темноте, и большой вопрос, куда бы я докоряч…