Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Хм. Нежности телячьи! — из стены неожиданно вывалился Бэбэлэнц, весь целиком, и торопливо направился ко мне. Я сдвинул брови и, всё-таки, невероятным усилием просунув руку вдоль тела, попытался вытащить Фатш Гунн. Гном вздохнул и виновато проговорил: — Дурень ты, хорц! Нет, чтобы сразу мне всё рассказать, по порядку!

— А ты не спрашивал! — я подозрительно прищурился, пытаясь понять новое настроение Бэбэлэнца — хм, этакий миляга и душка, так я и поверил!

— Я же сказал «извини», что тебе — мало? — проворчал тот, присаживаясь рядом и доставая из кармана небольшой бутылёк. — Пей!

— Не буду! — я решительно сжал зубы. — Ишь, отравить меня вздумал. Не выйдет!

— Ладно, — вздохнул Бэбэлэнц. — Виноват. Надо было сразу вниз сбегать, глянуть самому, а я поленился, не поверил тебе. Уж прости, но ты первый такой оттуда выползаешь. Откуда мне знать? Вобщем, Энц-Бэбэлэнц прибежал, говорит, что на каторге восстание. Полный кавардак! Мумии ожили, жрут всех подряд, включая самих рогатых чоттов. Немыслимо! — добавил он уже сам себе, непосредственно в бороду. — Немыслимо! — опять повторил он и, покосившись на меня, сообщил: — Поговаривают, что их оживил какой-то хорц, которого, вроде бы, сам верховный йокль отправил на каторгу непонятно почему.

— Да я это, я! Одной штуковиной и оживлял! Ненарочно. А йокль меня никуда не отправлял, лишь указал дорогу наверх. Вернее, черхадд указал, а йокль только… — я запутался и обессилено замолчал. Мой путь сюда оказался слишком длинным и не укладывался в два предложения.

Тут мне, наконец, удалось вытащить из-за пояса и протолкнуть вперёд Фатш Гунн. Странно, но я был абсолютно уверен, что на этот раз Бэбэлэнц даже не подумает что-нибудь у меня отбирать.

— Вот! Это та самая штуковина!

— Демонстрировать не надо! — поспешно подскочил гном. — Верю, верю!

— За мной гнались такие странные, тощие, отвратительные… — продолжал я. — Гадкие такие мужики.

— Эагрэшты! — мрачно сплюнул Бэбэлэнц и посочувствовал: — Трупоеды. Небось, трудно было от них убежать.

— Трудно было из расщелины выдраться, а от них убежать — невозможно. Я и не смог. Они прижали меня к стене, и если бы не клубок, который вывел меня к началу этого хода…

— Какой клубок? — переспросил гном, запоздало оглядываясь вокруг.

— Да был у меня один верный проводник, путеводный клубок — дорогу мне показывал — да закончился: катился-катился, и весь вышел. Эх, если бы не он — точно бы меня сожрали или настругали в котлы. Эти самые жуткие чотты!

— Да нет! — заулыбался Бэбэлэнц. — Чотты как раз совершенно необходимы: кто же вместо них будет наказывать присланных на каторгу? Туда ведь не попадают за красивые глазки — всё больше за убийства и кражи. Вот чотты и следят за порядком, за котлами, за процессом мумификации… Слушай! — вдруг встрепенулся он, протягивая мне снова бутылёк. — Выпей — а то мне тебя тащить придётся, а я, как ты видишь, не в той весовой категории. Нам нужно отсюда уходить, и чем скорее, тем лучше. Не бойся! Это наша семейная настойка, возвращающая силы: через пять минут будешь как новенький — выпей! — он выдернул затычку и удовлетворённо понюхал. — Ахх! Вкуснота! Пей, времени нет! Вдруг кто-нибудь за тобой следом ползёт: гнорли на границе могли и не уследить…

— Разумеется! — почти вскрикнул я, выхватывая из его рук бутылочку с чудодейственной жидкостью. Неожиданная мысль о том, что кто-то очень настойчиво и долго тащился следом, пыхтя и щипая меня за ботинки, единым росчерком аннулировала мои последние сомнения. Тем не менее, я предусмотрительно поднёс к горлышку жемчужину, наблюдая, не изменит ли она свой цвет — одним из её свойств была способность определять яды. Гном всё понял и возмущённо хмыкнул — мол, спасай его после этого! Жемчужина мигнула и выдала радужно-золотистый оттенок.

— Ей нравится! — саркастически констатировал Бэбэлэнц. — Не будешь пить — отдай: я сам выпью!

Я улыбнулся и приложился губами. Земляничная настойка! Я глотнул от души, блаженно прикрывая глаза.

— Эй-эй! — запротестовал её хозяин. — Хватит! На вас, дармоедов, не напасёшься.

— На нас? — переспросил я, со смешком обводя взглядом пустой коридорчик. — Да ладно, держи! Меня жадным называл, а сам… Что дальше-то?

— Дальше? Рано тебе «дальше», — проворчал Бэбэлэнц, любовно обтирая, закупоривая и пряча в карман драгоценную бутылочку. — Сказано ведь тебе — ждать пять минут. Сам почувствуешь, когда сможешь двигаться, как прежде. Ты лучше вот что скажи, — встрепенулся гном, усаживаясь рядом: — Внизу и правда есть удивительный город, а? Ты там был?

— Правда! — кивнул я, переворачиваясь на живот и устраиваясь поудобнее. По всему телу разливалось приятное тепло и лёгкость. Близкие стены больше не угнетали и, к моему удивлению, создавали некое ощущение уюта и защищённости. Я постепенно оживал. — Лабиа Тхун — это неповторимое место, соблазнительное и опасное одновременно. Там запросто можно потерять голову и не только её.

— Ты о нём, как о гномихе рассказываешь, — мечтательно блеснул глазами Бэбэлэнц, потом захихикал и сделал непристойный жест: — Эх, гномихи… Игруньи!

— Да, пожалуй, его действительно можно сравнить с женщиной — переменчивой, яркой, чувственной, немного крикливой и совершенно непредсказуемой, — задумчиво подтвердил я. Перед моим взором вставали каменные пирамиды, облепленные причудливыми зданиями, огни вывесок, дорог и кафе. Пейзаж не портили даже пролетающие то тут, то там дирижабельные тушки жепобов, наоборот — их тела, как смешные воздушные шарики, придавали городу карнавальный вид. Сева со своей Лялюшкой, небось, отправились в свадебное путешествие… Я вздохнул. — Эх, Бэбэлэнц! Я пробыл там всего несколько часов, а уходя оставил там несколько друзей. Увижу ли их снова — неизвестно.

— На, Василий, выпей за них! — гном неожиданно вновь протянул мне свою бутылочку. Глаза его вдруг странно заблестели. Он понимающе загрустил и шмыгнул носом. — Да пей, пей! Мне не жалко. Ты, хорц, такой странный оказался.

— Представляешь, там сходятся дороги из разных времён и миров, — благодарно отхлебнув из предложенного сосуда, продолжил я. — Отовсюду прибывают путешественники, — ох и кто только ни прибывает! — многие тут же отправляются дальше, но и многие же остаются в Лабиа Тхуне. Навсегда или на какое-то время. Это удивительный город, хотя над ним нет голубого неба и не светит солнце или луна…

— Ха! Голубое небо! Видал я его! К слову сказать, теперь мне стало понятно, почему не иссякает поток отправляемых на каторгу! — невпопад заключил гном. — Конечно, когда столько бездельников, именующих себя путешественниками, прут и прут через незакрытые двери, обязательно каждый третий оказывается уродом. Ну, каждый пятый. Или пятнадцатый. Какая разница! И даже город на них не действует благотворно. С какой стороны змею на руку не наматывай, она всё равно кусается.