Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Ох, нет ничего труднее объяснять некоторые простые общеизвестные факты любопытствующему и неуёмному неофиту вроде тебя, — сокрушённо вздохнул Оллисс Ушранш. — Ладно, по крайней мере мне стоит хотя бы попробовать. Итак, Василий, ты знаешь, что в вашем мире царствуют четыре стихии, и любое живое существо является их совокупностью — естественно, в разном соотношении. Ветер, вода, огонь и земля сталкиваются и сливаются вместе, порождая жизнь. И в тебе, и в фианьюкке, и в ииче, и в вулфе, и в хийсе — во всех вас кипит эта бурная смесь, — небрежно махнул в нашу сторону кайшр, почему-то забывая о дофресте. — Когда я упал на землю, мой корабль и защитная оболочка были разрушены. Улететь назад, к звездам, я не мог, значит, надо было приспосабливаться жить тут, пока не наступит удачный момент, и я не смогу послать своим сигнал о помощи. Позднее, попав на гору Гирнар, я, наконец-то, занялся этой проблемой всерьёз. Так вот, дорогие мои слушатели, чтобы как-то существовать здесь, имея более-менее адекватный облик, устойчивый и многофункциональный, мне пришлось выделить из окружавшего пространства все четыре энергетические составляющие и ввести их в себя. Но нельзя хоть что-нибудь взять — и не дать ничего взамен. Сразу нарушается закон равновесия величин и понятий. Заключив в себя элемент земли, я создал и выпустил в мир волшебного зайца, за элемент воздуха я заплатил великолепной птицей, за элемент воды — рыбой, а за огонь — сияющей саламандрой. Эти животные стали моими хранителями и защитниками, так называемыми «якорями», которые помогали мне сохранять нестаревшее тело, не рассыпавшееся в здешнем эфире плазмиуррической космической структурой. Осознавая их исключительную важность, я поместил их одно в другое и спрятал в невидимом чёрном кубе, закинув его на вершину дерева Бо.

— Так, сундук!.. А как же яйцо и игла? — деловито уточнил я. Кажется, со мной уже все смирились.

— Яйцо и игла, — медленно повторил за мной Оллисс Ушранш. — Да, были и они. С ними, пожалуй, связаны самые большие недоразумения и чушь, записанные когда-либо чернилами на бумаге. Яйцо никогда не несла ни одна курица, а игла никогда не проткнула ни одной дырочки, — он сделал эффектную паузу и невозмутимо сообщил: — Как только четыре стихии соединились и уравновесились во мне, образовав единый пульсирующий стержень, очень, кстати, напоминавший большую вертикальную иглу, находившуюся внутри меня, то вокруг моего тела сгустился яйцевидный световой кокон — защитное яйцо или, если хотите, новый скафандр, — дававший неограниченную силу и возможности: я стал практически неуязвим и почти бессмертен. В этом мире.

— Почти, практически… Очень опасные слова, обманчивые, — пробормотал я себе под нос, но он услышал.

— Страшные слова, — медленно согласился кайшр. — Слова, за которыми прячется смерть. И если бы не Ваалисса, меня давно не было бы в живых.

— Небось, царевич Ван принял в этом самое горячее участие? Ещё и баба Яга ему, наверное, помогала, к тому же не только советом: какой-нибудь меч-кладенец ему напрокат ссудила?

— Дала, — почти добродушно подтвердил Оллисс Ушранш. — А что ей тогда оставалось делать? Да не сердись ты так на Ядвигу Балтазаровну, Василий, всё к лучшему. Да и надутые щёки твои ей, как говорится, до одного лешего.

— Лешайра, — непроизвольно поправил я его и, не выдержав и выпуская наружу изрядную порцию праведного негодования, добавил: — Так в сказках же пишут, что Иван-царевич исхитрился и убил-таки злодея Кощея Бессмертного, перед этим ещё и застрелив из лука зайца, утку и щуку! Правда, ничего не упоминается о саламандре.

— С помощью совета Я-Баи царевичу Вану удалось незаметно пробраться на гору Гирнар и найти дерево Бо, — будничным тоном телевизионного диктора сообщил нам кайшр, останавливая мои излияния небрежным жестом худой руки. — Старуха дала ему осколок всевидящего стекла, и через него Ван нашёл на дереве спрятанный куб, сбил его наземь и разломал, выпустив на волю волшебных зверей. Первым погиб заяц — и я почувствовал внезапную усталость, будто ноги и руки мои отказались слушаться. Второй упала на землю пронзённая навылет птица — и ветер перестал наполнять мои лёгкие, сменившись сухим удушающим кашлем. Всплыла кверху брюхом оглушённая рыба — и кровь загустела в моих венах, заполняя сердце вязкой тягучей жижей. Что было бы со мной дальше — не знаю, но огненная саламандра искрой ускользнула от него, опалив ему напоследок лицо. В мой дворец Ван ввалился злой, как ошпаренный кот, яростно ругаясь и без устали размахивая подаренным ему мечом… Умри! Выродок! — орал он, срываясь на визг. Прибежала испуганная Ваалисса, увидела, что со мной что-то не так, потом поняла, насколько не так, обмерла, метнулась заслонять. Тот раздражённо отшвырнул сестру, чуть было не пнув ногою. Я защищался как мог, но силы утекали всё быстрее: я почти проиграл. Однако, нет победителя сильнее того, кто сумел победить самого себя. Запомни, Василий, — вдруг обратился Оллисс Ушранш именно ко мне. — Когда тебе станет очень туго, совсем невмочь, и события обернутся против тебя, и будет казаться, что нет сил терпеть ни одной минуты больше — ни за что не отступай: именно в такие моменты и наступает перелом в битве!

Солнце уже давно даже не пыталось засылать к нам в приоткрытую дверь своих разведчиков — запоздалые лучи иссякли, как стрелы в колчане усталого воина. Кажется, оно вообще решило ретироваться и закатиться подальше — спать. Сколько же времени прошло с тех пор, как мы расселись за этим столом? Час, день, очередная жизнь?..

— К слову сказать, меч-кладенец, как ты, Василий, его назвал, представлял собой удивительнейший прибор местного изготовления, который мог творить настоящие чудеса, — между тем продолжал Оллисс Ушранш. Ему надоело стоять, и он опять пустился в путешествие за нашими спинами. Я же с удовлетворением заметил, что в моём бокале шествует весьма чёткое отражение его высокой худощавой фигуры, и нет никакой надобности крутить головой ему вослед. — Вряд ли, — взмахнул вытягивавшейся бликующей рукой винно-розовый кайшр, — в моём состоянии можно было ему противостоять. Меч рассекал не только живую плоть, но и энергетические потоки. Вам должно быть известно, что жизнь, как понятие пульсирующее, ёмкое и текучее, имеет свои потоки и нити, прервав которые можно пресечь и сам источник. Моя жизнь не была подобна реке — она сосредоточилась во мне, сияя внутри единым стержнем — иглой, и убить меня было очень трудно… и очень просто: стоило только отрубить остриё этой самой иглы.

Сидевшая напротив меня Ваалисса выглядела почти несчастной. Её встревоженное лицо побледнело и исказилось. Она нервно кусала губы и ни на кого не смотрела.