Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

— Я тоже так думаю, — наконец, оживился Зорр. — Мне там каждая трещинка-лазейка известна. Да и фианьюкк — большой знаток входов и выходов.

Айт Яэйстри смутился и кивнул.

— Я пожелал бы вам удачи, но она и так хлещет через край, — усмехнулся Ушранш. — Когда слишком хорошо — это тоже нехорошо.

Голубое утреннее небо было ясно и чисто той непередаваемой чистотой, от которой щемило сердце и хотелось полететь. Мы торжественно молчали, стоя в прощальном кругу. На моём лбу красовалась, ставшая привычной, полосатая бандана. Враххильдорст, как обычно, восседал у меня на плече, обернув хвостом мою шею. Переминался с ноги на ногу опять смущавшийся Айт Яэйстри, воскрешённый и теперь неиссякаемо живой. Озадаченно накручивал ус Горынович, одной рукой прижимая к себе объёмную сумку. Цепляясь за шею Иичену, подошёл Фастгул'х. Вся честная компания была в сборе.

Говорить было нечего, и так сказали более отмеренного… Тут вышла вперёд Ваалисса, шелестя платьем и плывя нам навстречу. Подошла к Зорру и на секунду заглянула ему в глаза. Тот вздрогнул, наклонился к её руке, коснувшись пальцев только кончиками усов, выпрямился и, вдруг покраснев, отступил на шаг назад. Она чуть кивнула и пошла дальше.

— Лондо ри лонн, — еле слышно прошептал фианьюкк подошедшей женщине. В его взгляде появилось завороженное, почти благоговейное выражение. Та опять кивнула и направилась к маленькому вулфу.

С каждым шагом Ваалиссы лицо мальчика всё более костенело и напрягалось, бледнея уже неестественно мертвенной бледностью. Когда же она, видимо, желая подбодрить или успокоить его, ласково провела рукою по белоснежным волосам, жёлтые глаза Фастгул'ха вспыхнули и закатились. Дико закричав, он рухнул на пол, как подкошенный. Губы посерели и натянулись в безголосом вое, обнажая звериные клыки. Ваалисса всплеснула длинными рукавами и в одну секунду подхватила его на руки, крепко прижимая к своей груди, пытаясь усмирить корчившееся в судороге тело. Вокруг них полыхало пронзительное чёрное пламя. Мир терял цвет и звуки — оставались лишь чувства, лишь скорбь, отчаянье и боль.

Это произошло столь стремительно и оглушающе быстро, что мы даже не успели отреагировать. Сгрудились вокруг бестолково, ошеломленно, готовые по первому сигналу лететь за тридевять земель или тут же отдать за малыша свои взрослые жизни. Нет ничего хуже такого ожидания, острыми кинжалами отмечавшего каждую секунду тянувшегося ужаса. Страх за другого, успевшего стать родным и близким, вонзился в мою душу — неужели опять, всё снова?.. И мы его теряем?.. Теперь?.. Когда?.. Так?.. Хорошо?.. Я зажмурился, стискивая ладонями виски. Нет!!!

Смерть, даже не вздумай приближаться! Я пошёл за ним в Соррнорм, я пойду за ним и в твоё безымянное царство, и ты его не получишь — даю слово дафэна! Поняла?!

Внезапно всё прекратилось. Будто рухнула единая ограждающая завеса, мощная и несокрушимая. Где-то в необозримом далеке призывно ударил колокол, а может, это сердце снова начало отсчитывать время. Выжженное пепелище медленно заполнялось новой жизнью…

— Мама… Это ты, мама? — едва слышно прошептал тоненький детский голосок и вдруг перешёл на крик: — Не уходи! Я хочу быть с тобой, всегда!

— Да, милый, да, — ответил ему спасительный, обволакивающе нежный голос. — Теперь мы уже больше никогда не расстанемся. Да, мой сыночек! Да!!!

Я открыл глаза и тотчас снова зажмурился: мы стояли в ослепительно сверкающем пространстве, центром которого была прекрасная молодая женщина и плачущий от счастья мальчик на её руках. В них я с трудом узнал Ваалиссу и Фастгул'ха.

— Дядя Вася, не обижайтесь! — проглатывая слоги, тараторил раскрасневшийся Фастгул'х. — Я вам напишу!

Мы стояли у мерцающего проёма-портала, в котором только что благополучно растворились мои товарищи, включая и Враххильдорста, покинувшего, наконец, моё измятое плечо. Я отчего-то медлил, озабоченно разглядывая лицо улыбавшейся Ваалиссы. Не проходило чувство, что я, всё-таки, забыл спросить что-то очень важное, без чего потом обязательно приключится какая-нибудь несуразность. А если честно, то мне было несказанно хорошо и спокойно рядом с ними.

— Буду ждать письма, — тоже улыбаясь, проговорил я и потрепал малыша по худенькому плечику. Тот вдруг замер, ахая ртом и округляя свои и так распахнутые до невозможности глаза. Будто что-то вспомнив, оглянулся на своих новых родителей и куда-то стремглав умчался. Я было спросил, куда это он, но — мальчишки — народ скоростной! — Фастгул'х уже возвращался, неловко пряча за спиной правую руку. На его лице сияла загадочная улыбка. Он боком приблизился и торжественно вручил мне небольшой прозрачный цилиндрик, виденный мною однажды. Внутри него, заключенный в густой хрусталь, спал чудесный каменный цветок.

— Не жалко? — осторожно проговорил я, рассматривая хрупкие лепестки.

— Нет!!! — упрямо нахмурился малыш и, не сдержавшись, тихо добавил: — Мама подарила мне весь шепчущий сад. Целиком.

— А сад-то согласен? — улыбнулся я, пряча в карман подарок.

Оллисс Ушранш молчал, возвышаясь над своим вновь обретённым семейством, лишь его глаза, не заслонённые более от мира стёклами очков, смотрели проникновенно мудро и чуточку грустно. Он знал, что впереди меня ждали одни только… Впрочем, какая разница, что меня ждало. Главное — то, что произошло, и что это произошедшее сулило драгоценную надежду и многочисленные приключения. Истинная правда, — кивнул Странник-фаэнъюлл, — а, вобщем, кто её разберёт — эту правду, да ещё и истинную …

— Мы благодарны тебе! — сказала за всех Ваалисса, и я опять подивился певучести её глубокого голоса. — Я хотела бы и сама сделать тебе подарок. Ты обрёл на горе Гирнар самого себя, но свершение будет неполным и незаконченным, если не дать тебе имя.

— Имя? Но у меня же есть? — растерялся я: это было слишком неожиданно.

— Ты уверен? — изогнула безупречную бровь Ваалисса и посмотрела мне прямо в глаза. Я тотчас провалился в их бездонную синеву и заскользил в ней, пытаясь уловить, поймать звучание моего имени — моего бывшего имени, ибо оно исчезало, рассыпалось сухими васильковыми лепестками, хрупкими и чужими. Ва… си… лий… Что-то ещё угадывалось в этих звуках, что-то знакомое, но давно утерянное. Так вспоминается плюшевый однолапый мишка, заброшенный под шкаф и найденный много-много лет спустя: смотришь на него, и не понимаешь — что же так привлекало в этой свалявшейся старой игрушке? Василий… Но так звали, кажется, одного рыжего долговязого студента с философско-исторического факультета, в меру веселого и в меру ленивого, очень похожего на меня самого… Хотя, теперь я уже ни в чём не уверен.