Синтия Хэнд - Свободная [litres]

– Иди. К. Черту, – сквозь стиснутые зубы выдавливаю я.

Может, во мне еще не все чувства умерли.

«Подними Уэба над головой! Сейчас!» – раздается крик Кристиана у меня в голове.

И, не раздумывая, я делаю как он сказал. Как только я поднимаю малыша, Кристиан выпрыгивает из оркестровой ямы на сцену. Его сияющий меч проходит сквозь меня от плеча до бедра, разрезая одежду. Но там, где он касается кожи, я чувствую лишь приятное тепло.

– Нет! – восклицает кто-то из девушек.

Не понимая, что произошло, я опускаю Уэба и прижимаю к плечу. А затем замечаю Люси, ту, что с браслетами на руке. Она стоит в нескольких шагах от меня с искаженным от недоверия, муки и ярости лицом.

А Оливия замертво падает к моим ногам.

Разрубленная практически пополам мечом Света Кристиана.

– Я убью тебя, – впиваясь в меня взглядом и стискивая в руках черный клинок, кричит Люси.

Но Кристиан вновь рядом со мной и сжимает в руке свой меч, а сирены с каждой секундой звучат все громче. Через несколько минут это место заполонят пожарные.

Люси косится на двери.

– Клянусь, я убью тебя, Клара Гарднер. – По ее лицу скатывается слеза и на несколько мгновений зависает на подбородке, прежде чем сорваться на пол. – И твоя смерть будет мучительной, – добавляет она, а затем разворачивается и, прорываясь сквозь дым и огонь, выбегает на улицу.

Но даже отсюда слышны ее всхлипывания.

Я не смотрю на Оливию. Не могу. Вместо этого отворачиваюсь в сторону, стараясь сглотнуть подступающую к горлу желчь. Моя рубашка пропиталась ее кровью, а руки и плечи покрыты брызгами.

«Раньше театр казался мне таким безопасным, – думаю я. – Местом, куда мы могли прийти и быть самими собой. Волшебным местом».

А сейчас его пожирает огонь. И вскоре от него ничего не останется. Да и Анджелы больше здесь нет.

Медленно обернувшись, я вижу перед собой Кристиана, он тяжело дышит и прижимает руку к груди.

– Ты в порядке? – сжав мое плечо, спрашивает он. – Я не ранил тебя?

– Нет, – отвечаю я сразу на оба вопроса, а затем замечаю, что он истекает кровью. – Это ты ранен.

– Пустяки, – отмахивается он.

И в этот момент в вестибюле раздаются крики.

– Нужно выбираться отсюда, – говорит он. – Прямо сейчас.

Мы спешим к выходу в переулок за театром. Прохладный ночной воздух касается кожи и влетает в легкие, возвращая возможность дышать.

– Лучше всего улететь отсюда, – говорит Кристиан.

Он расправляет белоснежные крылья с черными крапинками, будто кто-то разлил чернила на бумаге.

Но мое сердце сковали ужас, пережитое потрясение, страх за Анджелу и смерть Оливии, так что не уверена, что у меня получится подняться над землей. Я смотрю на Кристиана и качаю головой:

– Я не смогу.

С минуту он задумчиво смотрит себе под ноги, а затем кивает и прячет крылья.

– Хорошо. Давай обойдем здание и заберем мой пикап. Думаю, так даже лучше. Как считаешь?

Я киваю.

– Понесешь Уэба? – спрашивает Кристиан.

Я смотрю на круглое личико ребенка и встречаюсь с его широко раскрытыми янтарными глазами. Глазами Анджелы. И крепче прижимаю его к себе.

– Да, понесу, – говорю я.

Мы бежим по укутанным дымом улицам Джексона.

Как только мы добираемся до машины, Кристиан дрожащими руками вставляет ключи в замок зажигания. Его челюсти сжимаются, когда мотор оживает, и мы отъезжаем от тротуара. Мы не спешим разговаривать, поэтому некоторое время единственное, что нарушает тишину, – это рев мотора. Нужно бы сказать ему, что он едет слишком быстро, а нам не стоит сейчас попадаться на глаза полиции, учитывая, что наша одежда в крови, а у меня на руках ребенок, но я решаю помалкивать. Он и так много для меня сделал.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, когда он сворачивает на улицу, ведущую из города.

– Не знаю, – отвечает он. – Девушка, которую я не… – Он замолкает на минуту и судорожно вдыхает, словно пытается побороть тошноту. – Скорее всего, она позовет подмогу. И я не знаю, сколько времени ей понадобится на то, чтобы добраться до ада и вернуться обратно.

– Ее зовут Люси, – бормочу я.

Кристиан косится на меня:

– Откуда ты знаешь ее имя?

– Это девушка Джеффри.

Я ошиблась, решив, что выражение его лица не может стать более замкнутым.

– И она знает, кто ты? Знает твое имя?

– Да.

– Тогда мы не можем вернуться домой, – уверенно говорит он, словно уже все для себя решил.

Меня охватывает паника.

– Но почему? Мой дом стоит на освященной земле, как и твой. Мы будем там в безопасности.

Кристиан качает головой.

– Освященная земля спасет нас от Чернокрылых, но не от Трипларов. – Он делает глубокий вдох. – Нужно уехать отсюда, – медленно продолжает он, зная, как меня это расстроит. – Они начнут охотиться за тобой. И за ребенком. Так что нужно убраться отсюда подальше.

– Но Анджела…

– Хотела бы, чтобы мы позаботились об Уэбе, – заканчивает он.

Я понимаю, что он прав, но не могу избавиться от чувства, что стоит нам покинуть Джексон, как мы больше никогда сюда не вернемся. И всю свою жизнь проведем в бегах. И в страхе.

– Клара, пожалуйста, – ласково просит он.

«Мы что-нибудь придумаем. Но сейчас ты должна довериться мне. Нам необходимо отыскать безопасное место», – мысленно продолжает он.

Я с трудом сглатываю и киваю. Кристиан на секунду с облегчением опускает голову, а затем достает из-под сиденья дорожный атлас. Раскрыв его на карте Соединенных Штатов, он кладет атлас на приборную панель.

– Закрой глаза и ткни в карту, – говорит он. – Именно туда мы и отправимся.

Я зажмуриваюсь и касаюсь пальцем страницы. А в голове вспыхивает вопрос: «Интересно, увижу ли я когда-нибудь Такера снова?»

Мы едем всю ночь и лишь под утро останавливаемся на одной из оборудованных стоянок, чтобы привести себя в порядок. После этого Кристиан заворачивает в супермаркет «Уолмарт» за новой одеждой, автокреслом и всем необходимым для ребенка. К моему удивлению, в кузове его пикапа обнаруживается серебристый короб с настоящим набором для побега из боевиков: поддельные паспорта, свидетельства о рождении, водительские права и огромная куча наличных.

– Это все подготовил дядя, – объясняет Кристиан. – Он умел заглядывать в будущее. Не только свое, но и других людей. И всегда говорил, что когда-нибудь мне придется податься в бега.

Мне всегда казалось, что его дядя порой слегка перегибает палку. Но сейчас это очень помогло. Мы действительно в бегах. Я готовлю Уэбу бутылочку со смесью, но он не хочет ее брать. Когда наконец рассветает, он с мгновение смотрит на меня, а затем начинает плакать. Навзрыд. И, кажется, его ничего не успокоит. Ведь я не его мать. Мне даже удается уловить его эмоции: «Где мама? Где бабушка? Что вы с ними сделали?»