Роберт Ирвин - Чудесам нет конца [litres]

– Сегодня я взял текст из одиннадцатого Псалма: «Господь испытывает праведника; а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его». И моя тема сегодня – один старый, но недавно возродившийся грех. Богатые молодые лорды и их друзья в нашем городе занялись турнирами, поскольку это опять модно. Но турниры – беззаконное сумасбродство, которое разоряет страну, и расходы идут лишь на то, чтобы потешить тщеславие. Мужчины вносят себя в турнирные списки с единственной целью: похвастать своим участием и своими прекрасными доспехами. И шлем-то у них золотой, и оплечья с прочими деталями ему под стать, а то и дороже; и копье у них самое огромное и настолько тяжелое, что никто другой его не поднимает; и на турнир они прибыли с таким-то количеством лошадей и слуг. Все это тщеславие.

И чего стоит любая слава и хвала, если исходит из уст нечестивых, убогих и робких? Чего стоят прекрасные доспехи, если они лишь распаляют врага в желании украсть их? В чем заслуга выбить из седла мужчину, возможно старого друга, да еще и в мирное время? Как славить человека, кто ловок лишь на ристалище в мирное время, но струсит в годину войны?

Энтони старается не вникать в эти неприятные слова, поэтому мысленно играет в «алфавит»: сначала он дает себе в награду одно очко, когда слышит, как епископ произносит слово, начинающееся с буквы А, затем еще одно очко, когда появится слово с буквы Б, и так далее. Но ему не заглушить громогласные тирады священника:

– Участники поединков здесь, на земле, будут биться и в аду, и там им придется вечно носить неснимаемые доспехи, прибитые к телу гвоздями. Также их неизбежно ждут зловонные серные ванны, а затем, вместо объятий распутных молодых женщин, им суждено терпеть любовное внимание похотливых жаб. Вот таких наград удостаивается доблестный рыцарь-поединщик в аду!

Вудвиллы в гневе покидают церковь, и Риверс обещает позаботиться о будущем самого епископа Уильяма. Затем он приглашает Энтони пройтись пешком вдвоем, поскольку им надо кое-что обсудить.

– Священник глупец, хотя я восхищаюсь его мужеством, – начинает разговор Риверс. – Не видать ему теперь повышения. Однако и ты не жди особой славы в грядущем поединке с Бастардом.

Энтони пожимает плечами. О чем говорит отец? А тот продолжает:

– То, что произойдет в четверг и пятницу, лишь выглядит схваткой двух врагов, но реальный смысл совершенно противоположный: скрепить договор о мире и образовать союз. Нам нужна помощь Бургундии в возвращении утраченных земель во Франции. Поединок будет своего рода спектаклем вроде праздничной мистерии. Вчера я встречался с королем и лордом Гастингсом, и мы много говорили об этом союзе и его преимуществах со всеми вытекающими последствиями… Энтони, мне очень жаль, но король и Гастингс заранее решили, что ты не должен победить на турнире, ибо Англии необходимо, чтобы Бастард вернулся к отцу в хорошем расположении духа. Поэтому, проиграв, ты послужишь своему королю наилучшим образом. Таков приказ короля, и обсуждению он не подлежит.

Энтони долго молчит. Затем наконец произносит:

– Я думал, что мне оказали честь, выбрав представлять на турнире Англию… однако, похоже, мне предложили чашу яда. Почти два года я готовился к поединку, а теперь узнаю, что мог бы с таким же успехом просто валяться в постели. Будет нелегко проиграть серию боев и выйти из них без увечий. Может, я даже умру, стараясь поддаться Бастарду.

– Ты все еще носишь на шее ту маленькую фигурку на цепочке, амулет, что тебе дала мать?

Энтони кивает.

– Хорошо, – говорит отец. – Я в амулеты не верю, но твоя мать утверждает, что не обязательно верить в такие волшебные штуки, чтобы они работали, так что ты выживешь.

Но Энтони возражает:

– Даже если я останусь в живых, меня же все будут презирать – и дворяне, и простолюдины.

Отец улыбается, хоть и безрадостно:

– Зато ты завоюешь благосклонность короля. Сомневаюсь, что презрение, если таковое и воспоследует, затянется дольше нескольких дней. Эдуард предлагает назначить тебя губернатором острова Уайт, а это должность с весьма приличным доходом. Также ты станешь рыцарем ордена Подвязки. А я сменю графа Вустера на посту верховного констебля Англии. Мы получим власть в этой стране.

Позже, придя на ристалище, Энтони узнает от сержанта Рейкера, что порядок турнира утвержден: копья, мечи и, наконец, алебарды. Рейкер продолжает:

– Хорошая новость – оружие будет не учебным. Типтофт, как председатель Рыцарского суда, уже подписал документ, ибо считает, что нужно показать людям, как прольется кровь, и тогда они разойдутся по домам довольные, хотя, по-моему, крови жаждет сам Типтофт. Просто демон, а не человек!

Однако Энтони ясно, что Рейкер тоже не прочь увидеть кровь. Впрочем, несмотря на кажущееся совпадение интересов, Рейкер терпеть не может Типтофта, считая его «неправильным» англичанином, развращенным долгим пребыванием в Италии. Естественно, что французов Рейкер ненавидит еще больше и с нетерпением ждет, что Энтони покалечит, а еще лучше, убьет Антуана, Великого Бастарда Бургундского, ибо труп француза неопровержимо докажет, что кропотливая подготовка Рейкера чего-нибудь да стоит. Самое счастливое воспоминание сержанта – день, когда он, юный солдат гарнизона в Кале, узнал, что ведьму Жанну Д’Арк сожгли на костре, а душа ее отправилась в ад. Большинство французов – пустые ломаки, а об их дворянах и говорить нечего: даже не сумели защитить своих крестьян от нападений англичан. Энтони не устает повторять, что Бастард бургундец, а не француз, но сержант не слушает. Они уже договорились, что Рейкер закроет ристалище на два турнирных дня и будет сопровождать Энтони в качестве оруженосца и советника.

Наступает назначенный день, и Энтони во всем великолепии выезжает в направлении Смитфилда. Черный Саладин красуется в белой попоне с золотым шитьем, с крестом Святого Георгия из алого бархата, на шесть дюймов обшитым золотом. Рейкер следует сзади на лошади, покрытой попоной из золотистого бархата с орнаментом в виде множества колоколов. Далее едут Эмиас и Хью. Лошадь первого до самых копыт закутана грубой домотканой красновато-коричневой тканью, испещренной вышитыми золотом инициалами Энтони. А лошадь Хью покрыта камчатным полотном, щедро украшенным золотым шитьем и голубой парчовой полосой по краю. Еще пять вооруженных всадников следуют за ними верхом на столь же богато убранных лошадях. Они проезжают сквозь восхищенные толпы народа, что выстроились вдоль садов и полей Смитфилда и окрестностей.

Теперь наступает очередь Энтони восхищенно удивляться, ибо он не знал, сколько работы проделано на турнирной арене за последние недели. Королевская трибуна возвышается на три яруса. Король и королева сидят на верхнем ярусе в окружении королевского меченосца, констебля, маршала и охраны маршала; рядом расположилось старшее дворянство. Второй ярус отведен для рыцарей, а последний заполнен королевскими лучниками. Пролеты лестницы закрыты. На другой стороне ристалища есть трибуна поменьше – для мэра, членов муниципального собрания и прочих чиновников. Простой люд размещается в длинных галереях, а позади галерей зеваки сидят даже на деревьях. Стоит яркий июньский день, вся публика в лучших нарядах, вымпелы развеваются на ветру, то тут, то там мелькают яркие гербы, а Энтони тошнит при мысли о том, что его ожидает.