Александр Гром - Приключения Алекса

— Все верно, — глухим голосом отозвался он. — Мы на войне, и ничего тут не попишешь. Действительно, этим троим, можно считать, еще повезло. В сравнении с их отошедшим в мир иной товарищем.

— Черт бы подрал рыжего придурка, — в сердцах ругнулся я, поглядев в сторону смутно виднеющегося неподвижного очертания тела, — набедокурил, как всегда. Надо будет дать ему в руки лопатку вместо ложки и пусть хоронит. Идиот ненормальный!

— Не сильно журите его, Стальная Лоза, ведь мы на тропе войны, — вздохнув, напомнил янит. — А на ней, проклятой, сами знаете, еще не то бывает.

— Пожалуй, ваша правда, господин монах, — печально признал я, — война грязная вещь, и воевать да не замазаться очень трудно. На свете существует лишь одна дерьмовая штука, сопоставимая по грязи с войной, — это политика. Хм, хотя, если подумать, то она много хуже.

— Верно, — понимающе усмехнулся он, — эта коварная дама марает даже лучших людей, зачастую незаметно, исподволь, изменяя характер, суть души. И вот спустя годы такой человек оглядывается на пройденный путь и, схватившись за голову, спрашивает: «Неужели это совершал я?». Смотрит на себя в зеркало, видит чужое, незнакомое лицо и в ужасе восклицает: «А я ли это? О Господи… Прости…»

— Потому-то никогда не влазить в политические игры стало моим правилом, — доверительно признался я, — хотя желающих в них втянуть было предостаточно. Хм, в один, по крайней мере, интересный период жизни.

Разговор больше не клеился. Мы просто стояли рядом, любуясь восходом солнца, одевшим облака на востоке в роскошный золоченый пурпур. Вскоре из чрева палатки послышались возня, недовольное бормотание и даже ругань. Не иначе пробудившийся раньше Джон с энтузиазмом поднимал Рыжика, чему тот, естественно, противился всеми фибрами своей ленивой души.

Пока они там азартно пререкались, из палатки легкой тенью выскользнула Фанни. Коротко поздоровавшись, она юркнула в сторону холодного, словно лед, ключа, бьющего из-под корней огромного старого вяза, росшего в гордом одиночестве за пределами леска.

Следующим вылез сердитый, всклокоченный Рыжик, подгоняемый сзади тычками старины Джона. Последним появился сладко потягивающийся беззаботный Карл. Черт! Я даже позавидовал немцу, практично не забивающему себе голову бесполезными сожалениями. Ничего не поделаешь — спокойствие северянина, не дающего волю ненужным эмоциям.

Джон, будто отгадав мое недавнее желание, сходил за лопаткой, затем сунул ее в руки гнома, занявшегося разведением почти угасшего огня.

— Иди, болван, похорони парня, — почти приказал он, — негоже его оставлять непогребенным, вдруг кто набредет. Да и вообще…

— Я че, я не против, нет, — уныло промямлил Рыжик, — надо так надо. Гм-м, только как же завтрак, а? Я вот готовить собрался…

— Готовить, — насмешливо передразнил Джон, — мясо еще осталось, всем с лихвой хватит, а чай уж как-нибудь и без тебя сумеем заварить. Так что ты, приятель, топай, не задерживай компанию. Да на Алекса не таращи умоляюще зенки, думаю, помогать тебе он не станет.

— Еще чего, — со всей категоричностью отозвался Я, — пусть и не надеется.

Уныло вздохнув, Рыжик побрел к распростертому возле зарослей шиповника телу. Управился он быстро, мы едва успели прикончить по порции шашлыков. Потом гном вычистил лопатку, засунул ее в брезентовый чехол и, ни слова не говоря, отправился мыться к ключу. Приплевшись назад, он обиженно уселся чуть поодаль от остальной компании.

— Эй, прохиндей, да ты никак голодовку объявил? — сделав круглые глаза, поинтересовался Джон. — Ну, тогда хана нашим запасам, ночью все пожрешь. М-да, придется к ним, как к пленникам, сторожа ставить.

— Дурак, — презрительно фыркнул гном, — причем безнадежный.

— Хватит дуться на друзей, Лис, ступай сюда, — позвала любимца Фанни, — сам ведь во всем виноват.

— А я на себя и дуюсь, — угрюмо отозвался Фин-Дари. — Непривычное ощущение, сказать по правде.

— Еще бы, ведь у тебя вечно другие виноваты, — насмешливо пробасил Джон, сыпля горстку чая в закипевший котелок, — но ничего, милок, ты привыкай, привыкай. Э-э, к голосу совести, прорезавшейся в кои-то веки.

— Малыш, не допекай, — Фанни укоризненно покачала головой, — ему и так несладко.

— Да с него, как с гуся вода, — отмахнулся, оправдываясь, Джон, — прикидывается только ягненочком, а самому все по барабану.

— Башка у тебя барабан, — огрызнулся рассвирепевший Рыжик. — У друга кошки, понимаешь, на душе скребут, а ты и рад с этого посмеяться.

— Ну, извини, — сразу посерьезнев, попросил Маленький Джон, — перегнул палку, признаю.

— Да ладно, чего уж там…

Выпив чай, мы скоро упаковали палатку, остальное имущество, распределили груз на вьючных лошадей, оседлали своих скакунов, а затем собрались у тройки мирно сопящих отступников.

— Во сони, — не удержавшись, тихо проворчал гном, — даже похлеще меня. Ваша Святость, пора бы, наверное, будить лодырей. Если вы, конечно, не передумали вымести мусор из их чердаков.

— Все уже давно сделано, почтенный гном, — спокойно сообщил монах. — Упомянутые помещения девственно чисты и готовы к накоплению новых знаний или, как вы изволили выразиться, мусора. А трогать парней не стоит, ибо сейчас они пребывают под гипнотическим воздействием. Раньше полудня из них вряд ли кто очнется, мы же к тому времени будем отсюда далеко.

Причин здесь задерживаться больше не имелось, и потому вся компания направилась к нетерпеливо пофыркивающим лошадям. Фанни, не дойдя до Ласточки пару шагов, вдруг неожиданно повернула назад. Опустившись на колени возле пленных, она разрезала кинжалом веревки, стягивающие их запястья. Хм, на мой взгляд, это было лишнее благодеяние. Парни они взрослые, сами б друг друга и развязали. Зубами, например.

Обогнув лесок с запада, мы наткнулись на хорошо утоптанную тропу, ведущую на север. Вокруг расстилалась все та же холмистая равнина, поросшая густой травой, среди которой виднелись россыпи цветов: ромашек, маков, лютиков, васильков, колокольчиков. Как и прежде, хватало глубоких оврагов, заросших орешником да непролазными чащами диких роз. Несмотря на довольно раннее утро, солнышко начинало уже ощутимо припекать. Отовсюду разносился пересвист сусликов, хомяков и прочих грызунов. На торчащих из травы камнях вольготно расположились крупные, с локоть длиной, ящерицы-великаны, всевозможные змеи, нежащиеся в теплых лучах светила. В прозрачной синеве безоблачного неба, не смолкая, звенели песни жаворонков, звониц, огнегрудок.

В небольшом отдалении от нашего отряда на восток спешно прошмыгнуло семейство оленей: самец с роскошными рогами и две самочки. Посланная Рыжиком им вослед стрела пропала впустую, поглощенная колючей стеной роз, загородившей собой обширную котловину, заполненную высокими, в рост человека, бурьянами да кустами терновника, выделявшегося более темными пятнами на общем ярко-зеленом фоне.