Александр Гром - Приключения Алекса

— Откуда он здесь взялся? — задал я вопрос обоим друзьям. — Ведь, насколько я знаю, эти твари обитают только в горах, да и те вроде бы давным-давно истреблены.

— Насчет полного истребления заблуждаются многие, — заявил Фин-Дари. — На самом же деле все обстоит вот как. Родина лантикоров — труднодоступные плато Закопченных гор, где этих тварюк и сейчас видимо-невидимо. А значит, лет девяносто или сто назад среди лантикорских племен или общин началась крутая разборка, вследствие которой побежденная часть почла за благо переселиться куда-нибудь подальше. То есть в Оружейные горы. Известие об этом не слишком пришлось по душе Лун-Марку, правителю нашего подземного королевства, но, тем не менее, незваных соседей решили терпеть. Лантикоры же обжились, освоились и принялись за привычный образ существования. Начали они с воровства скота с наших луговых пастбищ, а кончили похищениями женщин и детей. Это, ясное дело, переполнило чашу терпения моих сородичей. Забросив все дела, они устроили беспощадную облаву на крылатых разбойников. По прошествии месяца упорной травли немногие из оставшихся в живых решили ретироваться.

— И лучшего места не нашли, — подхватил Джон, — как к нам в гости, в Красные Каньоны. Где их благополучно и добили. Всех подчистую.

— Значит, не всех, — возразил я, — раз некоторые «добитые» разгуливают там, где их быть не должно.

— Кто знает? — серьезно возразил великан. — Может, этот двухголовый лопух причапал сюда прямиком из Закопченных гор?

— Все равно странно, — в недоумении я пожал плечами. — Лантикоры не любят равнину, тем более поросшую мокрым лесом. Что им тут делать?

— Скорей всего, он что-то вынюхивал да шпионил, — высказал свой вариант Фин-Дари.

— Или был изгоем, — добавил и свое великан. — Но в любом случае нам-то, что за дело? Узнать мы все одно уже ничего не узнаем, а вреда дохляк больше никому не принесет. Так в чем проблемы?

На том разговоры и прекратились. Намаявшись за день, Джон с Рыжиком уснули, а мне досталось первое дежурство. Было сыро и прохладно. Временами моросил мелкий дождь, и поэтому я не стал вылазить из палатки, лишь сел на выходе, чутко вслушиваясь в ночные загадочные звуки, издаваемые Лягушачьим лесом. Совсем рядом пофыркивал Дублон, всхрапывал Джонов Таран. Благо, прежде чем схватиться с чудовищем, друзья успели отвести их в сторону. Не то достал ось бы и им.

С севера доносился утробный рев, которому вторил басовитый отрывистый лай. Это из своих дневных убежищ вышли на охоту жаба-бык и лягушачий пес. Но, несмотря на свои приличные размеры, для людей они опасности не представляли. Гораздо более подозрительные звуки неслись откуда-то сзади: громкие, рыдающие всхлипывания с придыханием, перемежающиеся невнятным бормотанием. Джон, сменивший меня, успокоил на этот счет, заверив, что их отмачивает маленькая древесная ящерица-изумрудка, прозванная так в честь своих глаз.

Без особых церемоний, отпихнув развалившегося на всю палатку гнома, я улегся и моментально заснул. Привидевшееся мне было, мягко говоря, жутковатым. Словно наяву, я долго шел розово-мраморным коридором со светильниками, вспыхивающими впереди и гаснущими сразу за спиной. Казалось, через сотни лет пути ход вывел в грандиозный зал, пол которого устилал отполированный, странно-прозрачный черный камень. Из его бездонных глубин призрачно вспыхивали, подмигивая, великолепные рубины, бриллианты, топазы. Они складывались в знакомые созвездия, в точности повторяя их очертания и положения на звездной карте неба. Стенами зала служил седой, клубящийся туман, наплывавший и перекатывавшийся неспокойными волнами. Сине-золотисто-белый бескрайний купол напоминал о летнем небосводе. Тьму и Свет соединяли бесчисленные ряды прозрачных, по виду хрустальных, колонн, внутри которых порой вспыхивало радужное сияние. Посреди зала, нагло нарушая его странную гармонию и красоту, высилась многоступенчатая пирамида, вероятно, созданная из черного базальта. Вершина ее была усечена, а на ней серебрился продолговатый предмет. Добравшись до самого верха, на ставшими вдруг ватными ногах, я с содроганием увидел прозрачный, словно слеза, стеклянный гроб. В него, как букашка в янтарь, была впаяна девушка. Арнувиэль… Я упал перед гробом на колени, но едва руки мои коснулись его гладкой поверхности, как он неожиданно со звоном лопнул, осыпав все вокруг мириадами осколков, среди которых находились и частицы моей Арнувиэль…

Очнулся я в холодном, обильном поту, с сердцем, бешено выскакивающим из груди. Светало. Подремывающий у входа гном «охранял» сон товарищей. Ругать его не хотелось. Он сам напросился на дежурство, несмотря на свою разбитую голову. А если Рыжик чего захочет, то вряд ли его отговоришь. Будто бы невзначай, во сне, я задел ногой бок гнома, тот встрепенулся, выглянул наружу, повернулся обратно и громко возвестил:

— Подъем, разбойники! Пора на большую дорогу! Подъем! Подъем!

— Ну чего орешь? — приподнявшись на локте, недовольно спросил Джон. — Чертов рыжий придурок, ты что, спокойно не можешь разбудить друзей? Вот горлопан, а сказывается больным.

— Скажите, какие мы нежные мальчики, — скривился Фин-Дари. — Совсем, видно, отвыкли от тягот походной, мужской жизни. Нет, Джонни, малыш, нельзя тебя отпускать домой, уж больно там нежат и балуют.

— Ага, — мрачно кивнул великан, — прям спасу нет. Ой, как балуют! Братья, те волками смотрят, сородичи сторонятся, будто я бродяга какой-то, родная матушка на шею хомут вешает в виде соплячки-жены. Н-да, любовь дальше некуда.

— Не прибедняйся, Джонни, — хихикнул Фин-Дари и заговорщически — подмигнул, — уж я то тебя хорошо знаю. Сознавайся, плут, скольких пригожих молодок дома успел приголубить?

— Дубина ты, Рыжик, — огрызнулся, вставая, Джон. — У нас в селении за такие дела знаешь что? Жениться заставляют, а если не по согласию девкой овладел, то сбрасывают со скалы.

— Мама родная, какая дикость! — искренне возмутился гном. — Да это же темное варварство, вопиющее невежество. Ведь мужчина завсегда прав, даже когда и не прав. Потому как он мужчина!

— Угу, — мрачно констатировал великан, — хорошие мысли, но хотел бы я поглядеть, как бы ты их стал излагать Совету Старейшин.

Дальнейшие разглагольствования Фин-Дари прервал я, занявшийся перевязкой его раненой Головы. Ничего Страшного там не было. Глубокая ссадина подсыхала, щека тоже заживала не гноясь. Обработав их спиртом, я нанес легкий слой заживляющей медвежьей мази, сочтя подобное лечение вполне достаточным. В принципе, мы все трое еще легко отделались, ибо царапина на лбу Джона и синяк у меня на груди в счет вообще могли не идти.

Наскоро перекусив, мы стали собираться в дальнейший путь. Фин-Дари, ехавший последним, вдруг вернулся, забросив в темную пасть избушки смоляной факел. Нехотя, потрескивая, огонь стал охватывать старые сосновые стволы.