Александр Гром - Приключения Алекса

— О-о-о! — только и смог протянуть пораженный гном. — Ни фига себе туша!

— А ты, дубина, за арбалет схватился, — укорил я его. — Да он бы тогда от нас мокрого места не оставил. К тому же, говорят, нет дурней приметы, чем посягнуть на жизнь единорога.

— У нас, в Оружейных горах, то же самое рассказывают про Подземную Курицу, — с увлечением подхватил Рыжик. — Мол, хоть одно перо упадет с ее задницы по твоей вине, и все, хана. Привет родным и близким.

Джон молчал, все еще поглядывая в ту сторону, куда ушел единорог. Успокоив коней, мы вскоре двинулись дальше. Удивляться и размышлять можно ведь и на ходу, под аккомпанемент вновь зазвучавшего лягушачьего хора.

— Возможно, появление единорога что-то символизирует или предрекает? — спустя некоторое время предположил Джон.

Но мы с Рыжиком в ответ только неопределенно пожали плечами, мол, так же знаем, как и ты. Незаметно стало темнеть, что заставило всех спешно обшаривать взором окрестности в надежде найти мало-мальски сухой клочок земли. Мне повезло. Южнее направления, которым двигался наш маленький отряд, я заметил нечто смахивающее на древнюю избушку, вросшую в землю замшелыми бревенчатыми стенами едва не по самую крышу.

Мы осторожно подъехали ближе. Одно-единственное окошко оказалось затянуто бычьим пузырем, а дощатая дверь зияла щелями, но выглядела достаточно прочной. На вершине одного конька красовался выбеленный непогодами и ветрами человеческий череп, на другом — голова медведя, еще довольно свежая. Джон с Фин-Дари изготовили арбалеты, я же, спрыгнув с Дублона, направился к хижине, намереваясь исследовать ее нутро. В двух шагах от двери меня остановил жуткий рев, говоривший о том, что хозяин хором, кто бы он ни был, учуял наше присутствие.

— Эге-эй! — громко окликнул я, запуская в дверь куском камня. — Кто там такой страшный? А ну-ка выходи.

Лучше б я этого, пожалуй, не говорил и не делал. Да и спать-то, в принципе, можно не только на сухой земле. Дверь отворил ась настежь, выпуская из царящего внутри полумрака кошмарное существо. Внешне оно слегка походило на человека, но имело две головы, кожистые крылья за спиной, а также клыки и когти такой величины, что потребность в ношении холодного оружия у него напрочь отпадала. Ко всем прочим «достоинствам» существо было ростом едва не с Джона, при этом гораздо пошире в плечах. Кожа отсвечивала серо-зеленоватым оттенком, ее покрывали мелкие, змеиные чешуйки. Одежда отсутствовала и лишь на груди висел странный талисман, внушающий почтение: отлитая из стали клыкастая челюсть. Горевшие адской злобой глазки уставились на меня, потом блымнули на прицелившихся друзей и опять вернулись ко мне.

— Алекс, будь начеку, — раздался сзади предостерегающий возглас Джона, — эта образина не что иное, как лантикор.

— Да? — успел про себя удивиться я. — А говорили, будто последнего умертвили добрых полстолетия назад. Лягушачий лес — прямо заповедник для вымерших в других краях тварей. Единорог, лантикор, кто еще на очереди?

Чудищу, видимо, надоела застывшая сцена. Обе головы переглянулись, издали по-разному звучащий свирепый рык и двинули туловище на преграду, то есть на меня. По ходу дела лантикор бил себя в грудь внушительными кулаками, невнятно бормоча какую-то белиберду. Метнув по его узким глазным щелям четыре стальные звездочки, я со всей прытью отскочил в сторону. И тотчас грянул арбалетный залп. Одна стрела таки попала в уязвимое место — горло, другая только задела плечо.

Исступленно зарычав, лантикор выдрал с клочьями мяса глубоко засевший арбалетный болт, отшвырнул его далеко в кусты и пошел на обидчиков. Времени перезаряжать оружие не было, потому Джон с Фин-Дари, спешившись, взялись за копья. Я, подкравшись сзади, попытался перерубить сухожилия на ногах чудовища, но получил такой пинок в грудь, что отлетел, кувыркаясь, метров на пять, при этом, судорожно хватая воздух широко открытым ртом.

Едва оклемавшись и подхватив верный меч, я вновь поспешил на подмогу друзьям. А она им требовалась. Бездыханный гном валялся рядом с плоским камнем, заляпанным кровью с его же разбитой головы. Джон, лишившись своего копья, схватился с лантикором врукопашную. А это, надо признать, не лучший вариант. Несмотря на серьезное ранение горла и отсутствие одного из четырех глаз, лантикор теснил великана, пытаясь повалить того и изорвать когтями-кинжалами. Не теряя ни секунды, я подобрался со спины, вогнав кинжал в одну шею по самую рукоять, а по другой рубанув со всего маху клинком. После чего торопливо отпрыгнул подальше.

И правильно сделал. Оттолкнув Джона, чудище неимоверно быстро обернулось, стремясь успеть покончить с тем, кто нанес смертельные удары. Ноя был не дурак, а потому находился в недосягаемости. Джон воспользовался моментом, подхватил с земли оброненную булаву и треснул ею лантикора по одному затылку, затем по другому. Тому вроде хватило, свалился, словно вековая сосна.

— Вот сучий потрох, — тяжело дыша, ругнулся Джон, вытирая текущую со лба кровь. — Рыжика в момент отключил, да и меня, падло, умаял. Ох! Все бока болят! О-ох!

Прихрамывая, я подошел к гному и склонился, прислушиваясь к биению его сердца.

— Дышит, а, Алекс? — испуганно спросил Джон. — Только не вздумай сказать, что нет. Не вздумай.

— Джон, не закатывай истерику, словно знатная девица в менструальный цикл. Тебе это не идет. И успокойся, жив наш рыжий лис. Только, видать, здорово соприкоснулся башкой с этим вот камнем.

Осторожно приподняв неподвижного гнома, мы тщательно осмотрели его. Серьезных ран не было, не считая хорошенько счесанной правой щеки, ну и, естественно, разбитой головы. Через минуту, застонав, он уже пришел в себя и принялся на все лады крыть лантикора отборными ругательствами. Эти кривлянья и угрозы весьма мешали мне делать перевязку.

— Потише, ты, рыжее чучело! — потеряв терпение, рявкнул я. Не то вон отдам тебя Джону, тогда узнаешь, по чем фунт лиха. А он если уж забинтует головешку, то, будь уверен, мозги полезут из ушей.

— Взялся лечить, так лечи, — огрызнулся гном, — нечего на других стрелки переводить. Лодырь!

Н-да, Рыжик явно приходил в норму. Пока я врачевал гнома, Джон расседлал лошадей и пустил их пастись, благо травы на островке хватало. В уже почти непроглядной темноте мы с зажженным факелом вошли вовнутрь избушки. Господи, какой там стоял смрад! Повсюду валялись обглоданные кости, клочья шерсти, черепа и даже две или три полусгнившие человеческие головы. В дальнем углу лежала груда полуистлевших матрацев, шкур и одеял, на которых, видимо, почивал сам лантикор. Первым стрелой вылетел гном, за ним я, а потом уже старина Джон. Ночевать в этом вонючем склепе не захотелось никому. Поэтому мы, забросив туда тело хозяина, разбили свою палатку невдалеке.