Элизабет Корр - Лебединый трон [litres]

Входит одна из почтенных монахинь и начинает подливать масла в лампы. Она улыбается нам и наклоняет голову.

– Как пожелаешь, Одетта. Но если ты придумаешь хоть один способ, с помощью которого я смогу помочь тебе…

– Останься здесь. Не возвращайся в Атратис. Не оставляй нас с Ароном одних.

Понимает ли она, о чем просит меня? А может, и нет. Но я не могу бросить ее.

Раздается колокол замка.

– Опять? – Одетта хмурится. – Больше никаких арестов. Или… – Она сглатывает и ускоряет шаг. – Возможно, это мой отец…

Вместе мы возвращаемся к Цитадели. Вестибюль с высоким потолком полон придворных, сбившихся в кучки или нервно озирающихся по сторонам, а над нами все еще звенит колокол. Несколько человек замечают меня и начинают перешептываться.

– Смотри, – Одетта указывает на лестницу: Арон идет нам навстречу. – Брат, что случилось? Отцу хуже?

– Нет, его состояние не изменилось, – Арон смотрит на меня.

– Но члены Собрания, которые были осуждены за измену, по-видимому, добровольно сообщили некоторые дополнительные детали этого предполагаемого заговора. Никаких арестов пока нет, но некоторые люди были привлечены к допросу.

Одетта берет меня за руку. Я задаю вопрос, хотя и уверена в ответе.

– Люсьен?

Он кивает, и мое сердце колотится в остром приступе паники…

Но паника сейчас ничем не поможет. Я делаю глубокий вдох.

– Где их допрашивают? И кто ведет допрос?

– На верхнем этаже, в южном крыле. Там есть небольшой зал, Солнечная камера. Главный секретарь проводит собеседования, очевидно, при содействии… – Он поднимает бровь, глядя на сестру. – …Лорда Редвинга.

Зигфрид. Если он находится в этой Солнечной камере, значит, его комната пустует.

– Как вы думаете, когда им разрешат выйти?

– Понятия не имею. Думаю, через несколько часов.

– Спасибо, Арон. Прошу меня извинить… – Я кланяюсь своим кузенам и спешу так быстро, как только могу, не привлекая излишнего внимания, обратно в свои комнаты.

К тому времени, когда через несколько минут появляется Летия, запыхавшаяся – наверное, она убежала после того, как я так яростно дернула за звонок, – у меня в голове уже созрел план.

– Адерин, я слышала о лорде Люсьене…

– Я знаю, но у нас есть дела, которые не могут ждать. – Она выглядит испуганной, но я продолжаю настаивать: – На днях ты говорила мне о горничных. Они все носят форму, не так ли? Они все абсолютно одинаковы?

Она кивает.

– В оттенках серого. Темно-серое платье, светло-серая шапочка и фартук.

– Как думаешь, сможешь достать мне один комплект?

– Думаю, что да – я знаю хозяйку прачечной. Но что ты собираешься с ней делать?

– Люди не обращают внимания на слуг, – в глазах Летии мелькает обида, я себя поправляю: – Мне очень жаль, мой друг. Я хотела сказать, что дворяне, придворные, мы привыкли не замечать людей, которых нанимают в качестве слуг. Особенно горничных: все одеты одинаково, все в каждой части Цитадели… Ни один дворянин не бросит второго взгляда на горничную. Сомневаюсь, что и старшие слуги смотрят на них.

– Верно.

– Мне нужно вернуться в покои лорда Зигфрида. Мне удалось сохранить ключ, и я знаю, что сейчас Зигфрид наверху допрашивает людей – это идеальное время. Если ты достанешь мне форму, то даже если кто-то войдет, это будет выглядеть как будто я просто вытираю пыль.

Выражение лица Летии весьма скептическое.

– Адерин, я люблю тебя, но ты никогда в жизни ничего не вытирала. – Она усмехается. – У меня есть другая идея… Я сейчас вернусь.

Пока я жду возвращения Летии, я рассматриваю потенциальных союзников среди моих коллег-защитников и других придворных. Патрус, будь он здесь, вероятно, встал бы на сторону Зигфрида, хотя бы из вредности. Грейлинг Рен, вероятно, почувствует, что ему нужно обратиться к отцу за советом. Если и вовсе не улетит. Но Ланкорфис, учитывая, что Нисса и Люсьен родственники, несомненно, присоединится к Атратису. И Арден Дакийский тоже может дважды подумать, прежде чем позволить Олорису управлять короной; хотя я точно не знаю, какое давление оказывает на него арест его кузена. Я решаю начать с Ардена. Завтра день бракосочетания, а утром состоится турнир, но после этого я найду способ поговорить с ним наедине. Возможно, Одетта права – может случиться так, что он мне не поверит. Но я узнала то, что иногда правда имеет меньшее значение, чем положение. Особенно здесь.

– Вот и все. – Летия кладет на пол большой мешок. – Несколько тряпок, метла и две формы.

– Две? – Я начинаю качать головой, но Летия только смеется.

– Ты еще и никогда ничего не подметала. По крайней мере, одна из нас должна выглядеть так, будто знает, что делает. Это будет похоже на то, словно мы вернулись в Мерл, переоделись в старую одежду и спрятались от твоего учителя.

Я сомневаюсь, что из этого выйдет хотя бы что-то путное. Но все же это не тот спор, который я могу – или хочу – выиграть.

К середине дня мы вдвоем направляемся в северное крыло. Я уже благодарна Летии: она останавливает меня, когда я поднимаюсь по широкой, украшенной резьбой лестнице, которую обычно выбираю, и ведет на этаж Зигфрида, используя одну из лестниц для прислуги («черную лестницу», как она их называет). И все же моя теория оказалась верной. В главных коридорах никто на нас второй раз не оборачивается, мы словно невидимые. Подойдя к двери Зигфрида, Летия стучит, но ответа нет, поэтому она открывает ее сама.

– Мне снова запереть дверь?

– Нет, горничные не закрывают, не так ли? Я хочу, чтобы ты понаблюдала за дверью, пока я осмотрюсь.

Летия занимает свое место рядом со столом с тряпкой в руке, в то время как я заправляю другую тряпку за пояс и начинаю рассматривать книжный шкаф. Я не нахожу там ничего примечательного, ни спрятанного в каминной решетке, ни в клавесине, поэтому переключаю свои поиски на спальню.

В этой комнате тоже не так много мебели. Мне не требуется много времени, чтобы заглянуть под кровать, в различные ящики и шкаф; у Зигфрида действительно удивительно мало одежды и личных вещей, по крайней мере здесь. Я стою, уперев руки в бока, постукиваю ногой, пытаясь сообразить: где бы он мог спрятать что-нибудь тайное?

Пол подо мной слегка скрипит.

«Мы здесь, чтобы починить скрипящую половицу…»

Я вздрагиваю, когда в памяти всплывает момент: я, прячущаяся в гостиной, когда входят горничная и рабочий. В следующее мгновение я уже стою на четвереньках, пытаясь поднять половицы, отчаянно надеясь, что человек Зигфрида отослал прислугу прежде, чем они успели сделать ремонт.

Одна из досок отодвигается, поддетая моими ногтями. Я поднимаю половицу достаточно высоко, чтобы пропихнуть руку в углубление…

Там что-то есть. Мои пальцы скользят по бумаге. Когда я вытаскиваю сверток, то вижу в своих руках письма. Сунув их в карман фартука, я ставлю доску на место и выхожу из спальни.