Элизабет Корр - Лебединый трон [litres]

Как раз вовремя: открывается парадная дверь, и входит один из слуг Зигфрида, тот самый человек, которого я видела на днях. Он стонет.

– Вечно суетятся. Там достаточно чисто – убирайтесь, вы.

Летия молча делает реверанс и направляется к двери. Я копирую ее движение и следую за ней…

– Ты, девчонка…

От страха у меня перехватывает дыхание. Но я заставляю себя обернуться, не поднимая глаз.

– Господин?

– Ты забыла свою метлу, – он вздыхает и бормочет: – Дура.

Я принимаю оскорбительное замечание, делаю еще один реверанс и убегаю. Мы с Летией поспешно возвращаемся, молча, пока не оказываемся в комнате с запертой дверью.

– Летия…

– Ты забыла свою метлу!

Чувство облегчения слишком велико; мы падаем от смеха. В конце концов Летия приходит в себя и напоминает мне, что одежду и все остальное нужно вернуть в прачечную, прежде чем их хватятся. Когда она уходит, я вызываю Тюрика и прошу его сообщить мне, когда Люсьен вернется в свою комнату (я отказываюсь даже думать о том, что его могут арестовать). Затем я сажусь в свое любимое кресло и начинаю изучать свою находку.

Письма, всего их восемь, являются руководством по отравлению короля. Они затрагивают такие темы, как доза, сроки, изобретательные методы введения. Предложения включают пропитывание простыней или нанесение яда на мебель спальни. Но радость, возникшая от нашей маленькой победы над Зигфридом, быстро рассеивается: мне требуется не больше одного письма, чтобы узнать стиль и почерк моего отца.

Наверное, я должна быть благодарна Люсьену за то, что он показал мне отцовскую тетрадь; шок и тошнота, поднимающаяся в моем желудке, слабее, чем могли бы быть в ином случае. По крайней мере, в словах, написанных моим отцом, нет никаких любезностей. Никаких признаков того, что он считал Зигфрида своим другом. Каждая фраза деловита. Даже судя по тому, как адресованы письма…

Нахмурившись, я снова просматриваю их. Подпись моего отца стоит под каждым из писем. Но в начале нет имени. Все они адресованы моему господину.

Я вздыхаю. У меня больше доказательств, чем было раньше, но все равно недостаточно. Опять-таки все сводится к моим словам, что письма были в комнате Зигфрида, что мой отец писал ему, а не кому-то другому. И до сих пор неясно, как Зигфрид выполнил свою задачу, каким образом он достал это зелье, как он получил доступ в комнаты короля. Я прикусываю нижнюю губу, размышляя. Возможно, письма Зигфрида к моему отцу все еще есть в Мерле. И если я пошлю Люсьена, чтобы найти их, по крайней мере, он, может быть, будет вне досягаемости. Возможно. Если. Может быть. Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что участие моего отца в этом заговоре нельзя держать в секрете. Чтобы спасти мой дом и моих друзей, мне придется пожертвовать его памятью и репутацией.

Да будет так. Живые важнее мертвых.

Мягкий бой часов на каминной полке обращает мое внимание на то, что Летии нет – она уже давно должна была вернуться. Тревога пронзает мой позвоночник. Я вскакиваю и дергаю за ручку звонка, стараясь не обращать внимания на страхи, которые мгновенно возникают в моем сознании, – что кто-то видел, как мы выходили из комнаты Зигфрида, что ее тоже отправили на «допрос». Проходит еще полчаса, пока я прохаживаюсь взад-вперед по комнате. Я уже собираюсь отправиться на поиски подруги, когда в дверь наконец входит Летия с подносом еды.

– Где ты была? – Я выдыхаю часть напряжения, которое сковывает мои плечи. – Я думала, тебя арестовали.

– Мне очень жаль. Но мне нужно было приготовить тебе ужин. А потом, ты попросила меня держать ухо востро на случай чего-нибудь полезного. Так что это то, что я и делала, отчасти.

– И что же ты узнала?

– Сначала еда. Я полагаю, ты не ела с самого завтрака. Я буду чувствовать себя менее виноватой, принимая жалованье от лорда Ланселина, если по крайней мере, удостоверюсь, что тебя кормят, пока я помогаю тебе рисковать своей жизнью.

Я вдруг понимаю, что проголодалась: от запаха жареного сыра, фруктового пирога и яблочного сока у меня текут слюнки. Я ем быстро.

– Выглядит очень аппетитно, спасибо. А теперь расскажи мне все, пока я ем.

– Ну, сегодня утром был новый завоз. Еда для свадебного пира, включая какие-то причудливые пирожные, такие, как у тебя, из Олориса, – Летия скорчила гримасу, свидетельствующую о том, что она невысокого мнения об олорских деликатесах. – Как бы то ни было, когда я вышла из прачечной, я вернулась через кухню, а олорские возчики сидели там и ели, и пили, что, по-моему, вполне справедливо, поскольку они проделали долгий путь и, вероятно, ночевали…

– Верно… – Я киваю, надеясь ускорить рассказ Летии.

– Один из них попросил меня выпить с ним бокал вина, поэтому я согласилась, думая, что могу спросить его о лорде Зигфриде…

– Но ты была осторожна, не так ли?

– Конечно. И мне даже не нужно было спрашивать, он просто продолжал говорить. – Она мрачно улыбается. – Как будто у него внутри слишком много слов, и если он их не вытащит, его внутренности взорвутся.

– Но что он сказал?

– Сначала он рассказывал, каким диким был в молодости отец лорда Зигфрида, Аурик Редвинг. И каким лорд Зигфрид был сдержанным, но как все из-за этого еще больше боялись его. А потом… – Она замолкает и понижает голос: – Потом он заговорил о королеве. Говорят, что она на самом деле не дочь человека, который считается ее отцом. Что мать королевы была тайной любовницей этого Аурика, вплоть до ее замужества.

Я роняю кусок пирога, который ем, и хватаюсь за подлокотники кресла, почти задыхаясь от внезапного ускорения сердцебиения.

– Потому королева и Зигфрид…

Летия кивает. Если слухи верны, она его сводная сестра.

Я откидываюсь на подушки дивана. Так много вещей, которых я не понимала раньше, теперь приобрели смысл. Как Зигфрид получил доступ в кладовую, где он держал Флейфезера. Почему олорские стражники были допущены в пределы Собственности Короны. Я вспоминаю суд, осознавая, что не услышала тогда в словах королевы отголоска мыслей, которые уже высказал Зигфрид. И когда она спрашивала меня на следующее утро о Зигфриде, она на самом деле хотела знать, что я думаю о ее брате…

Разумеется, именно она устроила суд, посеяв семена недоверия и страха между доминионами. И это она, должно быть, отравила короля.

Мои мысли возвращаются к дяде. Он убил мою мать из-за своей ревности, или из-за жажды власти, или из-за того и другого вместе и почти уничтожил моего отца. Своего собственного брата. Я помню, как король насмехался надо мной: «Твой отец однажды недооценил меня…»

Меня переполняет горестное желание: чтобы король узнал перед смертью, что мой отец отомстил ему.

– Адерин, куда ты идешь? – Летия зовет меня, но я не останавливаюсь. Вместо этого я поднимаюсь по бесконечной лестнице в королевские покои. Запыхавшись, я подхожу к приемной короля. Но у двери нет никакой стражи. Ее нигде не видно. Я колеблюсь мгновение, поворачиваю ручку и вхожу.