Элизабет Корр - Лебединый трон [litres]

Приемная пуста; сейчас ранний вечер, так что, возможно, все слуги короля уже ужинают. Я сжимаю кулаки, стараясь не дать мужеству ускользнуть, и как можно тише прохожу по комнате. В конце коридора есть дверь, ведущая в следующую, более уединенную комнату, где мой дядя сказал мне, что я должна выйти замуж за Патруса. Я подхожу к двери и кладу пальцы на ручку…

Из узкого коридора справа от меня доносится шум. До этого я его не замечала. Но теперь я слышу голоса. И журчащий смех. Не выходя из тени, я крадусь по коридору туда, где он переходит в другую комнату. И заглядываю внутрь.

Зигфрид. И королева. Они стоят близко друг к другу. Зигфрид шепчет что-то ей на ухо, и она снова смеется, обнимая его за шею. Он толкает ее спиной к стене, прижимается к ней и…

Целует ее.

Он целует ее. Только не по-братски. Он целует ее точно так же, как пытался поцеловать меня, а потом задирает ей юбку…

Я прижимаю руку ко рту и отскакиваю в тень. Но, кажется, слишком поздно. Видимо, я ахнула громко. Думаю, они меня услышали.

Я резко подскакиваю с места.

Я бегу обратно через приемную. И останавливаюсь, только добежав до двери. Никаких признаков погони. Очень тихо и осторожно я открываю дверь, закрываю ее за собой и снова бегу.

Но не обратно в свою комнату, а вниз. Я не останавливаюсь, пока не добегаю до конюшни. Они меня не ждали: лошади встают на дыбы, конюхи проклинают меня, но мне все равно. Я не прекращаю бежать, пока не оказываюсь в стойле Хенги.

Она фырчит в знак приветствия. И то, что я не могу обнять ее за шею, не могу зарыться лицом в ее гриву, разрывает мне сердце. Я падаю на сено, прислонившись спиной к стене стойла, и жду, когда мое дыхание замедлится. Хенга вскидывает голову и смотрит на меня.

Я помню банкет в честь Дня жениха, когда королева, прищурившись, наблюдала за счастьем Одетты. Она никогда не заботилась о благополучии Одетты. Ни тогда, ни когда спрашивала меня, делю ли я постель с Зигфридом.

Она ревновала.

– Что же мне делать, Хенга?

В ответ Хенга снова фырчит, ковыряя землю передним копытом. Она хочет выбраться отсюда. И это было бы так просто. Если я надену перчатки, то смогу оседлать ее сама. Мы могли бы сбежать из Цитадели и вернуться в Атратис. Вернуться в Мерл. Я могла бы убежать, как это сделали мои родители. Убежать, спрятаться и ждать, пока Зигфрид меня не выследит. Без его зелья я не смогу долго прятаться.

Я тянусь к висящей на стене кисточке с длинной ручкой и начинаю водить ею по спине Хенги, пытаясь сдержать гнев, который начал закипать в моих венах. Как давно Зигфрид и его сестра планировали все это? До того, как она вышла замуж за короля? И попытка Зигфрида соблазнить меня тоже была запланирована ими или Зигфрид один играл в эту игру? Стоял со мной на крыше в Дофлере, рассказывая о силе своей страсти… Без сомнения, он думал, что будет забавно узнать, как сильно он сможет унизить меня. Насколько твердо меня можно убедить, насколько я готова сдаться ему.

Я стискиваю зубы и сжимаю щетку так сильно, что на моей руке виднеются сухожилия. Либо так, либо я расшибу щетку о стенку позади себя.

Хенга фыркает и закатывает глаза; она удивляется, почему я перестала ее чесать. Или, может быть, она пытается развеять мое напряжение. Я извиняюсь и снова начинаю водить щетиной по ее шерсти, мои мышцы расслабляются, когда ярость немного остывает.

Кисть изготовлена из дерева и окрашена в красный. Она напоминает мне красное платье, которое я любила, платье, которое было на мне, когда умер мой отец.

Мой отец провел годы, скрываясь в Мерле. Пряча свои проблемы и пряча меня. И ради чего? Это не решило ни одной проблемой.

Но я не мой отец, и у меня есть выбор.

Я вешаю щетку на место.

– Мне очень жаль, Хенга. Я не могу покататься на тебе сегодня вечером. Я попрошу одного из конюхов взять тебя с собой. – Она ржет, как будто понимает. Я надеюсь, что так и есть.

Я не собираюсь бежать и не собираюсь прятаться. Я собираюсь сражаться.

Я уже на полпути к главному входу в замок, когда Арон догоняет меня.

– Адерин…

– Я как раз собиралась найти тебя, кузен. Что случилось?

– Ничего. Ну… – он приподнимает бровь, – не больше, чем обычно. Они закончили допрос Руквуда и позволили ему уйти. Я подумал, что ты захочешь узнать.

– Спасибо.

– Зачем ты меня искала?

– Есть несколько вещей, которые я хотела бы обсудить с тобой. – Я сохраняю выражение лица и тон нейтральными; слишком много людей все поднимается по широким мраморным лестницам, слишком много темных стражников стоит поблизости. И все смотрят, слушают, гадают, на кого упадут обвинения в измене дальше. – Дело в моей лошади. У Хенги пропал аппетит, и я не уверена, что согласна с диагнозом заведующего конюшней.

– Конечно. Тревожно, когда лошади нездоровится.

Арон явно понимает мою уловку.

– Когда тебе будет удобно?

Я колеблюсь. Я надеялась поговорить с Ароном, рассказать ему все, что узнала сегодня вечером. Но уже поздно, и мне нужно сначала увидеть Люсьена.

– Наверное, завтра. После турнира?

– Почему бы тебе не прийти ко мне в седьмом часу? Мы можем пообедать вместе.

– Замечательно. Спасибо, кузен. Я уверена, что ты сможешь успокоить меня.

В отличие от вестибюля, коридоры Цитадели пребывают в тишине. Настроение по ощущениям, как воздух перед большой грозой: давит тяжестью напряжения и скопленной энергией перед грядущими событиями. Сначала я возвращаюсь в свою комнату. Летия ждет меня, как я и предполагала. Я успокаиваю ее и говорю, чтобы она шла отдыхать и что я увижусь с ней утром. Она, видимо, склонна спорить, но я напоминаю ей, что раньше я самостоятельно укладывалась спать в Мерле, и что она будет мне полезнее, если отдохнет. Как только Летия желает мне спокойной ночи, я направляюсь в комнату Люсьена. Тюрик впускает меня.

– Ваша Светлость, я как раз шел за вами.

– Не важно, Тюрик, мой кузен дал мне знать.

Люсьен сидит за столом и пишет письмо. Он босиком, в рубашке и брюках, туника перекинута через спинку стула. Увидев меня, он встает и кивает своему слуге:

– Спасибо, Тюрик. Это займет весь вечер.

– Вы уверены, милорд? Неужели мне больше нечего вам принести? Может быть, фрукты или еще вина?

– Я едва прикоснулся к первой бутылке, которую ты принес. Правда, иди отдохни.

– Хорошо, милорд, – Тюрик качает головой и спешит прочь.

Я хмурюсь ему вслед, когда он уходит.

– Он выглядит расстроенным.

– Наверное, он беспокоился, что с ним может что-то случиться, если меня не отпустят.

– Я думаю, он беспокоился о вас. – Я прохожу в комнату. – Мы все переживали.

– Ваша Светлость, – Люсьен не делает ни малейшего движения, чтобы снова сесть, а только вертит в руках ручку, – вы не должны быть здесь. Это опасно.