Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

Просветители молчали. Не было слышно даже обычных перешёптываний. И тут заговорил Айл-просветитель Люмар:

— Я могу позволить тебе остаться, если ты действительно этого хочешь, — он чуть повысил голос, когда среди просветителей пронёсся приглушённый гул возмущения, — если ты признаешь перед слушателями, что был не прав, когда отказал нам, просветителям Ледяного Замка, в доверии.

И снова в устах Люмара то, что он считал благодатными сомнениями, звучало как предательство. Тео даже зажмурился, представив, что он действительно мог бы остаться. Но взгляд слушательницы из его сна снова не оставил выбора.

— Этого я сделать не могу, Айл-просветитель, — тихо сказал он. — Когда я должен покинуть Школу?

— Когда хочешь, — пожал плечами Люмар. — Когда соберёшься. Только не вечером. И перед тем как уйдёшь, зайди, пожалуйста, ко мне.

Тео кивнул. Кажется, на глаза наворачивались слёзы, но он смог с ними справиться. И поклониться, не глядя на просветителей.

— Тео, — сказал Люмар, когда просветители уже вставали со своих мест, а слушатель развернулся, чтобы уйти, — если Защитник не человек, то это не значит, что ты не можешь пойти искать его, — произнёс Люмар с непонятной улыбкой.

Тео вздрогнул, а просветители с тревогой посмотрели на главу Школы, и только Тирем согласно кивнул.

Заседание Совета всегда было нелёгким испытанием, но сегодня — особенно. Просветитель Люмар не мог вспомнить, когда они в прошлый раз выгоняли кого-то из Школы. Обычно те слушатели, которые покидали Ледяной Замок, не доучившись, сами понимали, что им нельзя было оставаться, — и, как правило, рады были покинуть холодные неприветливые стены. Но с Тео был совсем другой случай: когда этот мальчишка сказал, что хочет остаться, сердце Люмара болезненно сжалось. Тео мог бы стать идеальным хранителем, а затем и просветителем — все это знали. И его самоубийственная честность вызывала у Люмара одновременно чувства бессильной злости и уважения.

Оставшись, наконец, один, Люмар тяжело опустился в кресло у потухшего камина, — впрочем, день был уже по-весеннему тёплый, вечерний холод только-только пробирался в комнату — и намеревался по-стариковски отдохнуть, задремав от круговерти собственных мыслей, когда в дверь постучали. Негромким, но решительным и тревожным стуком.

На пороге стоял бледный хранитель: судя по тёплому плащу, сегодня он был привратником Школы, — а за ним с наивным любопытством разглядывал всё вокруг юноша в парадной одежде королевских цветов — изрядно, впрочем, забрызганной дорожной грязью.

— Срочное послание от Сэйлори, Айл-просветитель, — быстро проговорил посланник, протягивая Люмару конверт с королевским гербом. И, опомнившись, добавил: — Меня зовут Тибир, Айл-просветитель, и Сэйлори поручил мне передать вам его почтение, письмо и дожидаться вашего ответа.

«За этот дигет мы получили обычную годовую норму писем от Сэйлори», — грустно подумал Люмар, принимая конверт. Перед тем как открыть его, он взглянул на нового королевского слугу: этот, видимо, действительно был только посыльным. Его простое лицо со следами усталости от стремительной горной гонки выражало только желание поскорее разделаться с важным поручением.

— Хорошо, тар Тибир, я дам ответ завтра, а сейчас вам нужно отдохнуть с дороги. Хранитель покажет вам вашу комнату и распорядится насчёт ужина, — любезно проговорил Люмар.

Тибир поклонился, но медлил уходить.

— Ещё у меня письмо для лори Им-Онте, — сказал он наконец.

— Вы можете передать письмо через хранителя или лично, как вам будет удобно. Во втором случае, хранитель покажет вам комнату лори.

— Я, пожалуй, лично… — пробормотал посыльный, краснея. Ему было неловко оттого, что он как будто не доверяет служителям, но он не мог, вероятно, ослушаться распоряжений короля.

Люмар едва заметно усмехнулся, закрывая дверь. Немного помедлив, он задумчиво, не торопясь сломал королевскую печать и открыл письмо — уже зная, что это письмо означало объявление войны, а такие известия надлежало встречать спокойно и с полным присутствием духа.

Сэйлори, после укороченного варианта фальшивых любезностей, с прискорбием сообщал, что он вместе со служителями возмущён поступком Непременного Консула Синтийской Республики. Потом, как бы между прочим, сообщал то, что якобы и так должно было быть известно служителям: Непременный Консул признался, что верит в Защитника, а затем, под давлением жителей Синта и Совета Консулата, публично отрёкся. «Тем самым руководство и народ Синтийской Республики цинично оскорбили сокровенные чувства подданных Шестистороннего Королевства, выразили глубокое неуважение всей нашей культуре, подорвали основы добрососедских отношений, долгие годы связывающие два государства», — изливал красноречие королевский сочинитель писем. А может, и сам Оланзо — к тому, чтобы отомстить синтийцам, он шёл давно и теперь, вероятно, с азартом и страстью взялся за дело. Далее король гарантировал служителям всяческую поддержку, о которой его никто не просил. И только в завершении высказывал своё главное требование: Сэйлори хотел, чтобы служители Защитника сделали официальное заявление о недопустимости таких действий со стороны Синта, и это послание нужно было передать с посыльным, чтобы как можно скорее зачитать в Тар-Кахоле, поддержав дух оскорблённых и растерянных подданных.

Теперь Люмару стало ясно, чего именно хочет Оланзо: ему нужен был повод начать войну, но он сам понимал, что в ситуации молчания Школы просветителей его праведный гнев по поводу религиозного дела выглядит, мягко говоря, странно. Но как только будет получено хотя бы краткое возмущение служителей — у Сэйлори развязаны руки, можно приступать к защите драгоценных религиозных чувств своих подданных.

С тревогой Айл-просветитель подумал, что с короля станется подделать обращение просветителей, если он не получит желаемое. Вряд ли удастся обойтись без жертв. И у него, Люмара, вероятно, заберут самое дорогое. Но иного пути не было. И Люмар вышел из своей комнаты и первого встречного хранителя попросил позвать просветителя Инаниса.

Напоминающий привидение Инанис Сервил появился на пороге главы Школы быстро и, судя по выражению лица, уже готовый к неприятному разговору. Тем не менее Люмар не стал пренебрегать обязанностями гостеприимства и поставил перед просветителем чашку чая из горных трав и тарелку с его любимым, ещё с детства, печеньем с лесными орехами.

Устав за день от разговоров, Люмар просто протянул Инанису письмо короля. А потом, наблюдая за лицом просветителя, убедился, что сделал правильный выбор.

— Значит, война? — тихо спросил Инанис, закончив читать и осторожно положив письмо на стол.