Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

— Но я хочу помочь! — воскликнул Нимо, стараясь перекричать внезапно поднявшийся ветер.

На улицах Тар-Кахола, несмотря на ранний вечер, было мало прохожих, многие ставни были закрыты, словно горожане чувствовали сгущение реальнейшего (хотя Форин говорил, что это невозможно).

— Если бы мне нужна была помощь, я обратился бы к Мастеру Помощи, — раздражённо отозвался Смотритель, и Унимо решил больше не бросать слова на этот занимавшийся ураган.

Когда они миновали площадь Рыцарей Защитника и шли по аллеям района шейлирских особняков, стало ясно, что они направляются Королевский дворец. Унимо шёл, как будто в каком-то заколдованном круге, и вспоминал, как в детстве высокое серебристо-серое здание с голубыми эмалевыми башенками, устремлёнными в небо, всегда казалось ему немного сказочным. Но потом он вырос и понял, что ничто не может быть так далеко от волшебства, как власть короля.

Унимо с удивлением увидел, что толпа на площади перед дворцом, где он ещё недавно в отчаянии думал о спасении отца, не поредела, а пополнилась новыми «прохожими». В воздухе реальнейшего отчётливо слышалась мелодия непреклонного наступления, основанная на чувстве необходимости и невозможности поступить иначе — но внешне горожане всё ещё сохраняли облик просвещённых подданных, предоставляя Оланзо возможность сохранить свою власть. Хотя, пробираясь вслед за Форином между людскими скалами, Унимо успел услышать в разных вариациях призыв судить начальника Королевских Птицеловов.

Смотритель (а с ним и Унимо) без труда подошёл ко входу во дворец, и стражники, встревоженные и усиленные в два или три раза по сравнению с обычным караулом, не посмели его останавливать.

Королевский дворец казался живым и враждебным — Нимо слышал, как стены кричат о том, что не прочь завалить всех, кто находится внутри, упасть на головы, острыми каменными краями резать плоть жалких людей, что как паразиты снуют по вековым переходам и лестницам… Ум-Тенебри постарался не слушать и сосредоточиться только на том, как бы не отставать от Форина.

— Пришли, — объявил Смотритель, остановившись перед дверью, которую охранял очередной караул.

Конечно, птичники не смогли даже заподозрить неладное, пропуская Форина и его спутника в самое сердце дворца — королевские покои.

В небольшой комнате было темно, хотя горел камин — порождая скорее тени, чем свет. Сначала Унимо подумал, что никого нет — и лишь потом увидел короля, стоящего у окна и осторожно, чтобы снаружи никто не увидел его, выглядывающего на улицу, как оставленный взрослыми один дома пугливый ребёнок.

Оланзо обернулся на звук шагов и, надо признать, совсем не удивился.

— Не страшно и не тревожно:

я зла натворил довольно,

и жало запрятал в ножны

кинжал, напитавшись кровью, — вполне сносно продекламировал он партию убийцы из «Безголового короля». — Что, пришли мстить?

Унимо тут же стало не по себе и захотелось уйти.

Но Форин, конечно, не растерялся:

— Для начала поговорить, Мэйлори.

Король с ядовитой любезностью указал гостям на кресла, а сам устроился на подоконнике, скрестив руки на груди.

Нимо с трудом заставил себя, вслед за Смотрителем, опуститься в предложенное кресло.

— Я понимаю, что мы договаривались не с вами, а с вашим отцом, — начал Форин, — и то, что вы оказались в таком положении, прежде всего, трагическая случайность. Поэтому я предлагаю вам просто уйти из дворца и заняться чем угодно, кроме управления Королевством.

— О, какая щедрость! А как же толпа, жаждущая крови, как же справедливое возмездие? — усмехнулся Оланзо.

Форин, сцепив руки перед собой и постепенно всё больше успокаиваясь, заметил:

— Вы не в том положении, чтобы этим шутить, Мэйлори. Это дозволено было бы только потерявшему разум королю.

— Угрожаете? — усмехнулся Оланзо.

Смотритель довольно улыбнулся: всегда приятно, когда не нужно тратить лишние слова на объяснения.

— Чего вы хотите? Чтобы я ушёл, это всё?

— Нет, нужно ещё немного подправить перспективу, а то горизонт завален. Вы должны казнить того, кто виновен в казни советника Голари.

Оланзо понимающе хмыкнул. Кровь за кровь — этот принцип был ему понятен ещё со времён изучения «Книги правителя стороны Штормов».

Унимо удивлённо взглянул на учителя: неужели, действительно, даже в реальнейшем не обойтись без таких человеческих вещей.

— Сожалею, тар неизвестный мститель, но это не в моей власти: видите ли, недавно Совет лишил меня права принимать решения о частных случаях.

— Решение Совета вступает в силу спустя пять дней, то есть завтра, — парировал Форин, и Унимо удивился Смотрителю: откуда тот только знал это, раз никогда не читал газет и вообще чего-либо, связанного с государственным устройством.

— Кроме того, возможно, вам никогда это не приходило в голову, Мэйлори, — поскольку невыносимо самому лишить себя единственного друга в мире враждебных и жадных до власти существ, в коих вы предпочитаете обращать всех вокруг, — но Малум — самый логичный претендент на престол после вашей смерти или отречения. Особенно когда ваш сын лишён всякого доверия и явно не может быть королём. Разве вас не удивляло, почему тар Малум, держащий в руках все нити настроений горожан, не предупредил вас об угрозе? Почему он подтолкнул вас на такой сомнительный шаг, как убийство пусть и не очень любимого народом, но явно невиновного Первого советника?

Оланзо побледнел, и Унимо удивился, как можно быть таким внушаемым — ведь это просто слова, даже не особенно логичные. И только потом одёрнул себя, вспомнив, что это слова в реальнейшем. Значит, главный птичник действительно плёл интриги против короля? Впрочем, это было не так уж важно.

— Я так и знал, — кивнул Оланзо, сокрушённо качая головой, — я так и знал! Малум, которому я так доверял, который был единственным человеком в этом проклятом месте, Малум, которому я доверял свои сомнения — он предал меня! Негодяй! Я его уничтожу, — король в волнении подошёл к письменному столу, взял стеклянную чернильницу и стал нервно сжимать её в руках, но Форин, мгновенно оказавшись рядом, мягко остановил его и подложил лист бумаги:

— Вот, лучше напишите приказ об отстранении от должности и суде, — сказал Смотритель.

И Оланзо стал тщательно выписывать буквы распоряжения, что-то шепча при этом, как будто не в себе, так что Унимо стало тоскливо и жутко и в очередной раз захотелось оказаться как можно дальше отсюда.

Убедившись, что король сам вполне справляется с задачей — более того, принялся за дело с воодушевлением, — Форин вернулся в кресло и равнодушно наблюдал за своей марионеткой, к ещё большей тоске Унимо.