Игорь Мельн - Кладбище забытых талантов

— Наконец-то текст! А то я думал, что ничего интересного не будет.

— Да, текст… Это понимается и без особых знаний. Тогда вслух читай, что ли, если у тебя открылся талант понимания древних языков.

И рассказ начался.

«Спустя ровно год изучения языка человеческой самки, которая гневится всякий раз, когда я ее так называю, я могу вольно общаться с ней и записывать на эти деревянные пластинки все, что пожелаю. Например, рыба. Та, что плавает в воде. Много рыб, стаи, косяки. Жирная, запашистая.

Стоит рассказать все, что случилось за этот год, чтобы самому расставить все события и еще раз удивиться тому, как резко изменилась моя жизнь. Мы жили всем выводком спокойно: мать кормила нас, оберегала от незваных гостей, отец охотился на мясных животных, а десяток их детенышей, моих братьев и сестер, носились по всей пещере, дрались. Кто-то учился защищать слабого брата, как мать, другие пробовали охотиться на слабых братьев, как отец. В общем, мы жили, как обычные котлунги.

Однажды ночью я почувствовал дух человека за пределами пещеры. Я вышел, чтобы поглядеть и наткнулся на человеческую самку, которая метила в меня стрелой. Замер, не мог пошатнуться и только уставился на нее. Сейчас точно выстрелит, думал я, убьет, как намеревались многие люди. Сейчас точно… Нет, глаза ее были другими: они слезились.

Затем я услышал шорохи неподалеку и ощутил мерзкий запах жажды убийства, отражавшийся в обильном людском поту. Внезапно один из людей закричал, отчего отец мгновенно выскочил и, несмотря на остатки сна, кончил его. Второй обнаружился наутро, когда отец притащил его в пещеру. Вообще людьми мы не питались: почти все их мясо пропитано отвратительной горечью. Тогда мы сделали исключение, но отец, не выдержав ужасного вкуса, отправился на охоту.

Когда отец ушел, на нашу территорию заявилась та же человеческая самка, то есть юная женщина, или девушка. Приди она на минуты раньше, все сложилось бы печально для нее. Вспомнилось, что она бывала неподалеку и раньше, у старого дуба с бородатым мужчиной, приходившимся ей отцом, но сегодня подобралась слишком близко. Она тщательно осматривала всю местность и вскоре нашла вход в нашу пещеру. Мать оскалилась, вздыбив белоснежную, редкую для котлунгов шерсть. Девушка застыла, моя мать тоже — так длилось некоторое время, мне удалось наблюдать за этим у входа в пещеру. Человек против котлунга.

Люди вели на нас охоту, чтобы набить брюхо городских гурманов, приукрасить страшные лысые плечи морщинистых старых человеческих самок и, наконец, ради забавы как домашних питомцев. Потому мать не желала лишаться своего первого и единственного в жизни выводка и предупреждающе начала наступать.

Девушка медленно потянулась к мешочкам на поясе, а мать сочла это за враждебность и бросилась во все лапы. Но из рук девушки вылетела не острая палка и не тяжелый камень, а снотворный песок, от которого моя мать провалилась в сон, еще будучи в прыжке, и грузно повалилась на землю, не успев накинуться на противника.

Она осматривала пасть, шерстку и живот обездвиженного котлунга. И тогда я вырвался из пещеры и, как учил отец, помчался на девушку со спины и вцепился ей в руку. Получить палкой по голове было больно, пришлось ослабить челюсти и убегать. Рыжеволосая тут же принялась наносить что-то на место укуса и обтянула его тряпкой. Несмотря на лицо, гневное от боли, которой, впрочем, ей не удалось узнать в полной мере из-за моего возраста, она не убила меня, как и не убила мою мать. Наоборот, братья мои, зажавшиеся в дальний угол пещеры, удивились, когда девушка, снова посыпав мою мать песком, внесла ее на руках, словно котенка, хотя пушистое тело едва умещалось на тонких ее руках.

Ближе к вечеру в пещеру зашел отец, таща зубами оленью тушу. Каково было его недоумение, когда он увидел, что человек играется с его детенышами, словно с ручными зверьками, отчего мои братья, попривыкнув к девушке, облепили ее всю и мурчали во все дышла. Матерый котлунг не пожелал мириться с этим, увидев лежавшую в мертвой позе свою самку, но та учуяла запах и оживилась, а девять пушистых комков ринулись встречать главу семейства. Я все же остался возле девушки.

Отец успокоил свой нрав. Мы стали поедать оленя в другом углу пещеры, а девушка уставилась на нас и собиралась уходить. Я откусил немного мяса с ноги и принес ей. Она приняла и удалилась из пещеры, вернулась только через половину часа, когда все были сыты и добры. Пещеру наполнил необычный запах, какой доносился от костров людей. Это было паленое мясо. Никто к рыжеволосой не подходил, поскольку все боялись гнева отца, да и она не смелела враждовать со взрослым котлунгом, поглядывая на косые взгляды в свою сторону. На собрании семьи велось обсуждение этой девицы, и на возгласы детенышей, молящие оставить человека в пещере, отец лишь отвечал лапой или укусом в шею.

Тем временем я один держался рядом с ней, несмотря на рычание отца, которое вскоре успокоилось. Девушка поедала мясо и, видя, что я наблюдаю за ней, отломила мне кусок. От запаха пасть была полна слюней, но на вкус мясо мне не понравилось, хотя я гордо принял его и проглотил. Пока все обсуждали незваного гостя, проблема решилась сама: он ушел.

На следующий день почти в то же время человеческая самка явилась снова. Целый день она сбивала деревья блестящей на конце палкой и делала это необычайно быстро, наверное, снова используя свой песок, перетаскивала их так же легко, как и мою мать вчера. Складывала она их над нашей пещерой! Все семейство было в ужасе, особенно мать, не знавшая, что делать во время отсутствия ее самца. Что же делала там эта странная девица? Деревья она ставила друг на друга, даже когда высота их стала больше, чем ее рост. Тогда я не знал, что это называется дом, но догадывался: пещера.

Несколько дней я вместе с братьями успокаивал отца и мать, которые полагали, что своими действиями она раскроет нас или, чего хуже, приведет больше людей. Я помогал ей строить жилище: наносил, как мог, земли и подсушенной на солнце травы, развлекал ее, прыгая сверху с построенных ею маленьких деревянных домиков, называемых шкафами и тумбами, и к концу каждого дня приносил кусок мяса, видя, что она ни разу не принимала пищу. Она терпела меня, и с каждым взглядом на нее мне казалось, что я привязываюсь к ней. Я меньше времени стал проводить с братьями, а больше наблюдать за ее трудом.

И спустя долгую для моей семьи неделю, когда дом был построен, девушка взяла меня на руки и отвела на сотню шагов от пещеры. Мы перешли через какой-то барьер, я это почувствовал, и позади не было наших жилищ. Но вот она пошла обратно — и появились. Я сразу понял, что девушка обезопасила таким образом не только себя, но и нас всех. Отец и мать не поверили, но, убедившись, стали терпимее относиться к шумам сверху, которые прекратились только неделю спустя. Теперь над нашей пещерой возвышался достроенный дом.