Дж. Э Уайт - Ловушка для вексари [litres]

Кара узнала склады, которые он нёс в когтях.

– Так вот зачем эти металлические кольца на крышах… – пробормотала она. – Чтобы Нирсук мог… мог их унести. Доставить… гримуары в Мир.

– Тсс, – сказал знакомый голос. Кара ощутила, как тёплая ладонь погладила её по щеке. – Это всё кончилось, радость моя. Тебе больше не надо переживать из-за магии. Всё кончилось.

– Мама? – спросила Кара.

Но прежде чем она успела обернуться к той, что с ней говорила, её окутала тьма.

Когда к Каре вернулись силы, она принялась совершать долгие прогулки за пределами Калы-Мальты. Тафф каждый раз предлагал пойти с ней, но Кара предпочитала одиночество. Она говорила брату, что ей нужно время, чтобы поразмыслить, чтобы спланировать дальнейшие действия.

Это была ложь.

Вместо этого Кара целыми днями искала признаки того, что она сделала хоть что-нибудь хорошее. В Чащобе, насколько она могла судить, все оставалось по – прежнему. Растительность была такой же буйной и враждебной, как всегда. В подлеске, как и раньше, бродили порченые животные.

Мэри говорила ей, что нужно просто подождать. «Чащоба страдала сотни лет, – твердила она. – Как можно ожидать, что она оправится в одночасье? Может, и года не хватит!»

Кара не была уверена, что ей стоит верить.

Она прошла между двумя серыми вязами – с их листвы, воняющей гнилью, капала какая-то жёлтая жижа, – и увидела на ветке у себя над головой знакомый силуэт.

– Здравствуй, Наблюдатель, – сказала Кара.

Одноглазая птица бесстрастно смотрела на неё. Кара побагровела от стыда, вспомнив их последнюю встречу. Она обвинила Наблюдателя в том, что он пытается её обмануть, и ударила птицу заклинанием…

– Прости меня, пожалуйста, – сказала Кара.

Глаз Наблюдателя сделался нежно-сиреневым, а потом, немного спустя, завертелся и приобрёл цвет спелого персика. А потом, прежде чем Кара успела что-нибудь ответить, птица улетела прочь.

«Такие красивые цвета! – подумала девочка. – Я думаю, это значит, что Наблюдатель меня простил. Я на это очень надеюсь!»

Но наверняка она этого знать уже не могла. Она больше не понимала того, что говорит ей птица.

На следующее утро она неожиданно для себя самой постучалась в двери к Сордусу. На двери было нацарапано «ДЕМОН». Поначалу деревенские держались от него в стороне из страха, но мало-помалу начинали смелеть. Ещё немного – и они на него набросятся. Теперь это только вопрос времени. Хотя они довольно охотно повиновались ему, пока он обеспечивал им защиту от опасностей Чащобы, теперь народ Калы-Мальты винил Сордуса в том, что он заморочил им голову. Мэри пыталась объяснить, что он находился под заклятием и потому не может отвечать за свои действия, но всё это было впустую. Как только люди решили, что ты плохой, переубедить их уже невозможно.

Кому это и знать, как не Каре?

– Доброе утро, – сказал Сордус, отворив дверь. Он был во всём чёрном: чёрные штаны и рубаха с чужого плеча, которая была ему велика. Ни следа оранжевого.

– Мэри говорила, ты хотел меня видеть, – сказала Кара.

– Хотел. Заходи.

Кара попятилась и замотала головой. Она готова была говорить с Сордусом, если надо, но не в замкнутом пространстве. Пусть он выглядел как человек, для неё он навсегда останется Лесным Демоном. Наверно, она была так же несправедлива, как и деревенские, но Кара ничего не могла с собой поделать.

– На улице, – сказала она.

Они пошли по главной улице. Рубеж был разобран, дерево сожгли. Что это означало для тех несчастных, кого поглотила изгородь, Кара не знала. И выяснять не собиралась.

– Слушай, а «Сордус» – это твоё настоящее имя? – спросила Кара.

Он пожал плечами. Его волосы, ещё несколько дней назад тёмно-русые, теперь густо подёрнулись сединой. И морщин на лице прибавилось.

– Не помню, – ответил он. – Может, и настоящее. Но подробности моей жизни до того, как она превратила меня в это чудовище, теперь вспоминаются смутно. Я был вексари, как и Риготт. Кажется, когда-то мы даже дружили. Но Риготт пользовалась магией направо и налево и пожертвовала слишком много своих воспоминаний ради того, чтобы обрести могущество. В конце концов она даже начала забывать, что она человек.

Кара нервно прикусила губу. Несмотря на то, что магии она лишилась, потерянные воспоминания к ней так и не вернулись, и их отсутствие постоянно грызло её.

– Это тогда ты устроил ей ловушку? – спросила она.

– Всё не так просто, – ответил Сордус. – Здешние жители рассказывают одну историю. Может, ты её слышала? Жила-была избалованная принцесса…

– Слышала, – ответила Кара. – Но я так понимаю, что в ней всё наоборот. Это Риготт принесла принцессе гримуар. А ты пытался её остановить.

– Отчасти ты права, – сказал Сордус. – Когда я принялся рассказывать жителям деревни эту историю – или, точнее, когда Риготт подсадила эту историю в мой разум и заставила её рассказывать, – она и в самом деле поменяла нас местами. Думаю, ей было забавно выставить меня негодяем, к тому же это соответствовало моей новой личности Лесного Демона. Но гримуар принцессе принёс я.

Он умолк, грустно посмотрел на Кару.

– Её звали Евангелина, и временами она бывала добра – особенно ко мне, королевскому советнику. История об этом умалчивает.

Навстречу им шли двое бывших Преданных, мужчина и женщина. Они больше не носили фиолетовых плащей и шипов в теле. Поравнявшись с Сордусом, они проводили его равнодушным, потерянным взглядом.

– Я думал, это будет просто подарок, ничего такого, – сказал Сордус. – Я рассчитывал, что принцесса использует его, чтобы заставить свои игрушки летать, или для каких-нибудь ещё невинных развлечений. Я даже не подозревал, какое могущество таится в гримуаре. Отдавая его Евангелине, я даже не был уверен, что эта книга работает.

Он покачал головой.

– Каким же я был глупцом!

– То есть вот это всё про то, что принцесса уничтожила королевство…

– Правда, истинная правда! И когда Риготт увидела, какое могущество становится доступно даже обычной девчонке, такой, как Евангелина, при помощи гримуара, она возжелала завладеть этим могуществом сама. Она потребовала от меня наделать побольше гримуаров, обещая, что вместе мы сможем превратить мир в нечто совершенно иное. Разумеется, я отказался. Тогда она создала Нирсука и пригрозила лишить меня могущества, если я не соглашусь. Я и тогда мог бы отказаться. Мне следовало отказаться. Но мысль о том, чтобы лишиться могущества… Я проявил слабость. А когда я, наконец, решился воспротивиться, Риготт превратила меня в Лесного Демона. Но прежде, чем она сумела полностью меня подчинить, я сумел поймать в ловушку и её тоже. Однако на то, чтобы заточить её в пещере, ушли все мои силы. И на то, чтобы сопротивляться, когда она впрыснула в мои корни свой яд и подчинила меня себе, меня уже не хватило.