Мара Вульф - Возвращение ангелов [litres]

Я иду впереди, и он следует за мной по узкой лестнице. Ступеньки уже совсем старые, столько веков они простояли. Они немного неровные, и нужно следить за тем, куда наступаешь. Я рада, что могу сконцентрироваться на преодолении этих ступенек, хотя и знаю каждый сантиметр нашей лестницы. Кассиэль идет за мной, пока мы не добираемся до библиотеки. Стар спряталась где-то в самых дальних комнатах. Ее не видно и не слышно.

– Мне с трудом удалось сюда прийти, – говорит Кассиэль чуть позже. Я чувствую его взгляд на себе. – Я не знал, хочешь ли ты меня видеть.

– Тут дело не в том, хочу я этого или нет, – отвечаю я ему резче, чем планировала. – Но я рада тебе, – продолжаю я уже мягко. – Правда.

Несмотря на сказанное, напряжение все еще витает в воздухе. Он наверняка жалеет о том, что вообще ко мне пришел.

Ангел ничего не говорит, пока я не открываю дверь в нашу квартиру и не впускаю его. Тициан стоит на кухне и ест яблоко, которое Феникс принес пару дней назад. Остается надеяться, что оно достаточно созрело, и у него не будет потом болеть живот.

Когда он замечает Кассиэля, я вижу сначала страх, а потом любопытство в его глазах.

– Что ему тут нужно?

Хороший вопрос. Я и сама этого не знаю.

Кассиэль отвечает за меня:

– Я только хотел навестить Мун.

– Алессио и Фениксу явно бы это не понравилось, – Тициан обходит стол. Я замечаю маленький ножик в его руке.

– Это ты можешь убрать, – смутившись, говорю я. В то же время я горжусь своим братом. – Кассиэль не причинит нам вреда.

Тициан вздыхает.

– Он ангел, – говорит брат, повернувшись ко мне. – Им нельзя доверять.

Тициан вообще-то прав.

– Я все держу под контролем, – тихо говорю я.

– Хочешь присесть? – обращаюсь я к Кассиэлю. В нашей кухне он выглядит инородным телом, хотя и двигается между столом и старым буфетом так ловко, словно у себя дома. Его крылья снова блестят. Сегодня он надел рубашку кремового цвета. Мой взгляд скользит по его красивому лицу и широким плечам.

– С радостью, – говорит он, выдвигая стул из-за стола.

– Ты любишь лимонад?

Такое вообще можно спрашивать у ангела?

– Если ты составишь мне компанию, я его попробую.

Тициан наконец преодолевает свое недоверие и садится напротив Кассиэля. Он не забыл, что ему разрешили оставить перышко себе, и слишком любопытен для того, чтобы просто так уйти в свою комнату. Я выжимаю лимоны и слушаю, как Тициан расспрашивает Кассиэля о четвертом небесном дворе. Через пару минут мой брат уже непринужденно общается с ним, что, возможно, связано с тем, что он видел ангела больным и уязвимым. Это глупо, но со мной дело обстоит примерно так же.

Я беру в руки пару листиков мяты и ставлю три стакана лимонада на стол. Хотя название лимонад все-таки не совсем подходит. Он должен быть сладким. Поэтому это просто вода с лимонным соком и зелеными листиками.

– А девушек среди ангелов столько же, сколько и парней? – спрашивает Тициан, и я чуть не давлюсь напитком.

– Конечно, – отвечает Кассиэль. Он сидит лицом к Тициану и отвечает на каждый его вопрос. – Но они охотнее остаются в небесных дворцах и не спускаются на землю.

– Почему нет? – спрашивает Тициан. – Им что, нельзя?

– Можно, конечно, но им больше нравится на небе. – Он доверительно подмигивает моему брату. – Они довольно капризные и немного стервозные. Человеческие девушки куда милее.

Тициан улыбается, будто знает толк в девушках, и кивает.

– И сколько же человеческих девушек ты знаешь? – спрашиваю я, надеясь, что это звучит не так ревниво, как мне кажется.

Кассиэль поднимает стакан к губам. Это один из немногих стеклянных стаканов, который не разбился. Сейчас мы можем заменить сломанную посуду только глиняной.

– На самом деле только одну, – отвечает он, глядя на меня. – И она совсем не такая, как наши женщины. Мне нравится.

Стоит отдать ему должное, он не кривит лицо от кислой воды. Я смущенно откашливаюсь.

– Ты когда-нибудь хотел бы уехать из Венеции? – обращается он к моему брату, довольно улыбаясь. Он наверняка заметил, что мои щеки покраснели.

Его невинный вопрос заставляет меня затаить дыхание. Неужели он знает о нашем плане побега? Поэтому он здесь?

Тициан качает головой.

– Никогда не хотел бы уезжать отсюда точно не по своей воле. – Я замечаю его упрямый взгляд, но, к счастью, он ничего не говорит. – Я останусь здесь, пока наша мать не вернется.

Кассиэль проводит своими тонкими пальцами по царапинам на столе. Наша жизнь, наверное, кажется ему очень бедной по сравнению с шиком небесных дворов. Но я этого совершенно не стыжусь.

Он терпеливо ждет пояснений.

– Наша мать исчезла, – говорю я. Наверное, после нашей игры в вопрос-ответ Кассиэль решил, что она умерла. – Однажды она просто ушла из дома.

Лицо Кассиэля выражает чувство вины, и это удивляет меня еще больше, чем все остальное. Видимо, он думает, что я виню во всем случившемся ангелов. Но в этом случае я никого не виню. Покинуть нас было ее самостоятельным решением.

– И вы не знаете, куда она ушла? – спрашивает он меня.

Я качаю головой. Это неподходящая тема для разговора. Она очень меня злит.

– Она никуда не ушла! – повышает голос мой брат.

Кассиэль вопросительно наклоняет голову. Почему его вообще это интересует?

– Мы думаем, что ее кто-то похитил, – сухо объясняю я. Это та история, которую я рассказываю брату и сестре. Честно говоря, лучше бы им не знать правды.

– Нерон де Лука или стража ангелов? – заинтересованно спрашивает Кассиэль.

– Мы не знаем, если честно. – Я нервно ерзаю на стуле взад-вперед. Брату и сестре я всегда говорила, что это сделали ангелы. Я три года подряд им вру, но почему? Потому что я не хочу, чтобы они узнали правду о нашей матери. Не хочу, чтобы они так же злились на нее, как я. Пусть она останется в их памяти хорошим человеком. Кассиэль внимательно смотрит на меня.

– Это мог быть Нерон, – признаю я. – Мать была его конкуренткой в совете.

Она ненавидела несправедливость и терпеть не могла, когда Нерон и другие члены совета пытаются обогатиться за счет жителей Венеции. Я всегда восхищалась тем, как отчаянно она боролась с Консилио. Но ее так волновала эта борьба, что у нее не оставалось времени на нас. Все остальное было для нее важнее, чем собственные дети.

– С тех пор как она исчезла, никто не вставлял Нерону палки в колеса.

– А как же ты? – улыбается Кассиэль. – Недавно на арене? Ты была очень отважной.

Он знает об этом? Его признание не должно было меня радовать. Но, к сожалению, мне приятно. Я не хочу распространяться об этом при Тициане, брат смотрит на меня с недоверием, но, к счастью, молчит. Позже он упрекнет меня в том, что я никогда раньше не говорила о своих подозрениях и о том, что во всем может оказаться виноват Нерон. Но тогда ему было девять, и он был вне себя от горя.