Ярослав Морозов - Ларин Петр и машина времени

Говоря это, Зайченко тихонько доставал из стола небольшой пистолет с глушителем.

Пётр вскинул руку, и огненная змейка сорвалась с его пальцев, пролетев мимо уха Руслана Зайченко. Этот несложный трюк, которому научили его в школе номер семь, сейчас спас ему жизнь. На секунду Зайченко отвлёкся, и этого хватило, чтобы Пётр изо всех сил рванул на себя статуэтку африканской крестьянки, оказавшуюся страшно тяжёлой. Подняв её горизонтально на уровне глаз, Пётр, предельно напрягая мышцы, толкнул её по воздуху в сторону Зайченко, сообщив заклинанием Полёта невероятную скорость. Мэр всё же сумел увернуться от летящего в него снаряда, и тот не разнёс ему череп.

Со страшным грохотом «африканка» врезалась в стену, заставив висящую картину рухнуть на голову Зайченко. Воспользовавшись замешательством Зайченко, Пётр бросился бежать. Секретарша не решилась его останавливать, да и не могла бы. Зрелище, которое предстало через несколько секунд, заставило её без сознания рухнуть на пол: появившийся в дверях кабинета мэр города поднял пистолет и несколько раз выстрелил по своему убегающему «племяннику».

Миновав длинную приёмную, Пётр выбежал на лестницу. Охрана равнодушно следила за очередной сценой из серии разборок мэра со своими домочадцами — персонал Зайченко привык к подобным инцидентам. Но пули, просвистевшие вслед Петру, заставили парней в камуфляже вскочить. Мгновенно они поняли, что происходит что-то непоправимое. Но именно ужас ситуации парализовал их способность к быстрому реагированию. Охрана не могла решиться преследовать мальчика, но и скрутить потерявшего над собой контроль Руслана Зайченко она тоже не осмелилась. Не обращая никакого внимания на опешивших бойцов спецназа, Зайченко, скрипя туфлями и задыхаясь, бежал вслед за Петром по лестничным пролётам.

Начальник службы безопасности Руслана Зайченко не мог решиться вмешаться в преследование, однако он хорошо понимал, что история не должна получить огласки. Следовательно, всё, что должно было произойти, могло свершиться лишь в пределах режимного здания, где обосновалась семья мэра. Он отдал команду перекрыть выход из здания, и то, что именно так он обязан поступить, Ларин Пётр отлично понимал. Выбежав на открытую террасу, он посмотрел вниз.

Пёстрые стайки машин на сумасшедшей скорости проносились внизу. Броситься вниз и размозжить себе голову — вот, похоже, единственное, что оставалось Петру.

Зайченко, тяжело дыша, выбежал на террасу.

— Всё? Прибежали, племянничек? Вот только не понимаю, зачем ты это затеял? Всё же я сносно к тебе относился и в деньгах ты отказа не получал?

— Всё же не понимаю, дядя, зачем вы это затеяли? — в тон ему ответил Пётр, который машинально старался оттянуть время. — Вам ведь придётся как-то объяснить мой труп и вашу пулю в нём?

— Какой ты наивный, — ответил Зайченко. — Если восемь лет назад, когда мои позиции были отнюдь не такими прочными, я решил, что не стану больше терпеть существование Спасакукоцкого, то…

Зайченко не договорил. Глубоко вздохнув, Пётр, вытянувшись в струнку, прыгну л вниз, моля высшие силы о том, чтобы заклинание Невесомости оказалось подвластно ему.

Потрясённый Зайченко бросился к перилам, внутренне холодея от осознания отчаянного поступка, на который так неожиданно решился его племянник. Но, перевесившись через перила, он увидел совсем не то, что ожидал. То, что предстало его глазам, заставило его остолбенеть. Одна из машин медленно отрывалась от асфальта, поднимаясь вверх. И на крыше этой машины замер Ларин Пётр, силясь удержаться на скользкой поверхности.

Машина стремительно набирала скорость. Не веря своим глазам, Зайченко поднял пистолет. Но машина поравнялась с террасой этажа высотного здания быстрее, чем он успел прицелиться. Сидевший за рулём Ситников резко распахнул дверцу, и та ударила Зайченко прямо в лицо. Опрокинувшись навзничь, Руслан на мгновение потерял сознание. Пётр быстро спрыгнул на террасу, подобрал уроненный пистолет и забрался на сиденье. Ещё секунду спустя машина времени резко взмыла вверх.

— Я всё выяснил, Ситников, — сказал Пётр, стараясь побороть пляшущие в глазах чёрные точки и лёгкий приступ дурноты. — Мы должны возвращаться в 1977 год, в то самое 16 мая, когда был этот школьный бал, после которого стали встречаться мои дядя и тётя. Оказывается, пока они обменивались любезностями, в игру включился старый Зайченко, который приплёлся из будущего.

— Невероятно… Пётр, ты уверен в том, что говоришь?

— Конечно. Он же сам мне всё рассказал. Со всеми душещипательными подробностями о том, как хреново было ему из-за того, что моя тётя танцует со Спасакукоц-ким. Даже чип показал, который с тех пор носит с собой в виде талисмана. Правда, потом он захотел меня пристрелить.

— Но почему именно эта дата, 16 мая 1977 года?

— Ситников, вы переутомились! Зайченко ничего сам не выбирал. Ведь дата была проставлена на табло нашего предыдущего пункта назначения во времени.

Ситников помрачнел.

— Что ж, ситуацию это только усложняет. Тогда получается, что этот день опасен вдвойне. Он наиболее вероятно создаёт возможности для пространственных столкновений. И тогда изменения во всей временной структуре могут произойти ещё более ужасные.

Что вы имеете в виду, Ситников?

— Погоди, Пётр, я расскажу тебе всё на месте, но сначала давай отсюда выберемся. Что-то мне наш компьютер не нравится.

Пётр посмотрел на светящиеся лампочки и понял причину беспокойства Ситникова. На верхнем табло, где был обозначен желаемый пункт во времени — 16 мая 1977 года, вдруг появилась совсем другая дата: 28 апреля 1864 года. Ситников озадаченно постучал по табло и приподнял боковую крышку компьютера, пальцем шевеля крохотные проводки. После нескольких беспорядочных вспышек компьютер перезагрузился, и на табло снова появилась правильная дата.

— Ещё и это. Надо будет сразу починить компьютер. Сразу после возвращения из прошлого.

Он ещё немного повозился с торчащими теперь из боковой крышки в разные стороны проводками. После махнул рукой:

— Чёрт с ним, включу временную цепь.

Пётр спохватился:

— Подождите, Ситников, как это, мы прямо сейчас улетаем? А Соню разве мы не будем забирать? И потом, может забрать тётю Эльзу, пока этот гад её не укокошил?

Ситников прикусил губу, но тут же облегчённо вздохнул:

— Посуди сам, Пётр, если мы сможем восстановить нормальную пространственную идентичность, то этот уродливый две тысячи второй год превратится в нормальный две тысячи второй год, где хотя бы твоя семья жила нормально. Потом мы вернёмся в две тысячи двадцать седьмой год и оттуда заберём Соню. И ни у кого не останется воспоминаний об этом ужасном Питере, в который мы попали сейчас.