Чайна Мьевилль - Кракен [litres]

– В каком смысле? – спросил Варди.

– А, ну знаете. Друзья приходят и уходят, да? Теперь все изменилось. Гризамент откинул коньки, а мы уже не наезжаем на Татуху.

– Правда? – спросила Коллингсвуд, предлагая сигарету.

– Ну… – Дариус огляделся. – Нам сказали пока что не давить на его ребят. Что странно, потому что они-то деликатностью не грешат. – Тату славился склонностью к заметным, увечным и переделанным головорезам как методу вселения страха. – Говорят, у него сейчас на зарплате Госс и гребаный Сабби . Но нам сказали не наезжать, если только все не перельется на Оксфорд-стрит.

– Кто кому делает одолжение? – спросила Коллингсвуд.

Дариус пожал плечами:

– Надо быть тормозом, чтобы не подумать, что это как-то связано с забастовкой. По слухам, ребятам из ПВП сейчас нехило прилетает. Слушай, все, что я знаю об Эле, – он был хорошим вором, друзей не кидал. И он любил, чтобы все было по понятиям , знаешь? Знаю, он был весь при татухах, но все-таки и при настоящих манерах. Ни черта о нем не слышал после смерти Гризамента.

– Итак, – сказал Варди, – у тебя нет причин полагать, что он был набожным человеком. Не слышал ли ты о каких-нибудь его стычках с ангелами? – Коллингсвуд взглянула на Варди и отхлебнула.

– Начальник, – ответил Дариус, допивая. – Я сейчас вообще не в теме, о чем ты говоришь. А теперь попрошу меня извинить. Колларс – всегда рад. Чмоки. – Она открыла рот и потрепала языком. Он издал пошлый хлюпающий звук, встал и ушел.

– Господи, – сказала Коллингсвуд Варди. – Чувствую себя как говно. А ты у нас как огурчик, да? Тебе Панда – как об стенку горох. Не видела, чтобы ты золотил кому-нибудь ручку пачками евро. – С приближением бесформенной нервозности предсказатели Лондона зашибали невероятные деньги. Без дела не сидели даже второ-, третье– и четвероразрядные специалисты, пока люди пытались найти кого-нибудь – кого угодно, – чтобы он увидел что-нибудь – что угодно, – кроме конца.

– Панда? Ах да, это ваша забавная шутка, да? Что ж, я слишком занят. Мне не до того. – Он казался не просто занятым: кризис как будто оживил, зарядил Варди. В его университете наверняка жаловались – ведь больше они ничего поделать не могли, – потому что все рабочие часы он проводил в офисе ОПФС.

– Что это была за бредятина? – спросила Коллингсвуд. – Ангелы? Куда ты меня втравляешь?

– Ты слышала о мнемофилаксах? – спросил он.

– Нет.

– Другое название для ангелов памяти.

– А, эти . Я думала, это выдумки.

– О нет, что-то в этом точно имеется. Трудность в том, чтобы понять, что именно.

– А не можешь спросить у своих рыл? – Он ответил взглядом с намеком на юмор.

– Мои коллекционеры бесполезны. Этим ангелам никто не поклоняется. Они… что ж, ты сама о них слышала.

– Чуток… – немного. Какие-то архонты истории – не память, а метапамять, телохранители воспоминаний.

– Много лет назад была одна ведьма. Лондонмант, но она от них откололась, потому что устала от политики невмешательства. Она с парой наемников влезла в Музей Лондона, чтобы что-то прикарманить. На следующее утро найдена мертвой. Как бы.

– Как бы?

– Ее друзья были мертвы. От нее же ничего не осталось. Только куча битого кирпича и цемента на стенде. Некоторые кирпичи – странной формы. Мы забрали кучу и стали собирать пазл, сложили обратно. Это была скульптура женщины. Из кирпича. Ее сделали, а потом разбили. – Варди посмотрел на Коллингсвуд: – К слову об ангелах: я хотел предложить тебе взглянуть на показатели с того места преступления и, пожалуй, сравнить с тем, что ты сама считала в подвале, где Билли нашел Адлера.

– То есть ты хотел предложить мне пахать сверхурочно? – спросила она. Варди вздохнул.

– Там есть точки соприкосновений, – сказал он. – Вот и все, что я хочу сказать. Не уверен, что мы видим в деле только одного Тату. И до тебя до сих пор не дошли слухи о местонахождении кальмара. Как я полагаю.

– Правильно полагаешь. – Рыла, взятки, насилие, ясновидение, анализ возможностей, пророческий покер – нигде ни полслова. А затянувшееся непоявление такого ценного товара, как гигантский спрут, которого местные алхимики так жаждали пропустить через свои аламбики, что скулили как собаки от одной только мысли, вызывало все больше и больше интереса у лондонских скупщиков.

– Его ищем не только мы, – сказала Коллингсвуд.

давай скакун седлайся нам пора надо торопиться труба зовет

В один миг Билли был глубоко под поверхностью сна и видел такие яркие и быстрые грезы, что будто оказался в фильме на промотке.

седлайся и давай за

Он был под водой, как теперь в большинстве снов, но на этот раз было светло, а не темно – вода яркая, как солнечный свет; вокруг день; скалы казались глубоководными рифами или стенами каньона; он в каньоне, под утесами и столовыми горами, с солнцем или каким-то подводным светом над головой. Он готовился в долгий путь.

скакун , – кричал он, – скакун вперед

Вот и его саврас. Он знал, что появится над скалами и холмами, чтобы он со всем ковбойским шиком вскочил на него на полном скаку. Архитевтис – стремящийся, поджав мантию и с щупальцами на изготовку. Билли знал, что тот проскользнет над равнинами, распуская конечности и хватаясь, чтобы встать на якорь и приступить к охоте.

Он появился. Но не так, как ожидалось.

и как мне на это сесть? – думал Билли, – может, тут надо внутрь?

Над холмами гарцевал архитевтис в аквариуме – огромный стеклянный параллелепипед перевалил через гряду, как каноэ, с бьющим о прозрачную крышку и брызжущим по краям формалином, обтекающим, оставляющим влажный след на песке. Аквариум с кракеном заржал и встал на дыбы, давно мертвая плоть животного внутри соскользнула.

скакун скакун

В одно мгновение Билли был во сне. В следующее он очнулся, продрал глаза, уставившись в потолок квартиры, куда его привел Дейн. Вдохнул, выдохнул. Прислушался к тишине комнаты.

Несуществующая хозяйка квартиры была дипломированным специалистом – врачом, судя по книгам на полках и сертификатам на стенах. Она никогда не жила, но ее призрак был повсюду. Мебель и украшения подобраны аккуратно и со вкусом. За занавесками прятались амулеты и обереги. Билли находился на втором этаже доходного дома.

Дейн ночевал в спальне.

– Завтра поговорим с Вати, – сказал вечером он. – Нужно выспаться.

Билли был на софе. Лежал, глядя на потолочную лепнину, пытаясь понять, что его разбудило. Он чувствовал скрежет – будто ногтем по стеклу.

Прекратился весь тихий шум воздуха и шуршание одежды, головы на подушке. Он сел – но звука по-прежнему не было. В этой неестественной тишине он на одну ясную секунду услышал, как по мрамору катится стекло. Его глаза расширились. Он почувствовал, как стекло от чего-то вибрирует. Сам не зная как, он оказался вдали от софы, уже у окна, отодвигая на удивление неподатливые вялые шторы. Очки уже сидели на носу.