София Серебрянская - Кровь королей [СИ]

Рахель позволил Ниэмару заночевать в предназначенной для ещё не вылупившихся племянников комнате: там, по крайней мере, было чище, чем во всех остальных. Рыжего эльфа это вполне устраивало, но взгляд то и дело наталкивался на колыбель у стены.

Родиться живым мог только один. Второй, если и сможет самостоятельно дышать, будет больным и умрёт, не дожив до совершеннолетия.

Так оно и случилось с тем безымянным ребёнком, чья могила находится во дворе их особняка. Ниэмару не нравилось вспоминать о том, что некогда, ещё до рождения и на краткий месяц после, у него был брат. Их матери с самого начала говорили, что стоит ей вытравить из себя обоих младенцев, не давать им жизнь: ослабшая после долгой болезни, она не могла породить здоровых детей. Но мать отказалась.

Ниэмар раздражённо перевернулся лицом к стене, так, чтобы не видеть этой поганой колыбели, и мысленно проклял себя за чрезмерную чистоплотность. Лучше бы он спал спокойно в какой-нибудь менее чистой комнате, чем постоянно вспоминал.

Сам, лично, Ниэмар не помнил почти ничего: младенцу сложно понять, почему однажды его брат перестал кричать и шевелиться. Но отец до самой старости не мог забыть, повторяя, как молитву, события тех дней.

Породив двух слабо пищащих младенцев, Аэрин ар Шэир Таэниат умерла всего через несколько дней: отчего-то у неё начала отовсюду вытекать кровь, и вскоре она отошла к богам. Отец похоронил свою возлюбленную супругу, и в знак скорби принял посмертное имя — знак, что отныне он никогда не свяжет себя другими узами. Пусть для мужчины это было вовсе не обязательным, Ниэмар понимал: Ридхар ар Азенан любил свою жену, и не желал искать ей в будущем замену. Что же до детей, то он полагал: троих, одной старшей девочки и двух мальчиков-близнецов, вполне достаточно.

А потом была страшная, слишком холодная ночь. Ниэмар точно помнил, что в комнате горел камин, что вроде бы должно было быть нестерпимо жарко. Но пробирающий до костей холод он запомнил, запомнил и то, как почему-то не получалось кричать.

Всю ту ночь он пролежал рядом с мёртвым братом — они оба ещё не имели имён, ведь лекарь сказал, что у них невысок шанс остаться в живых. Странно, но когда на другой день Ниэмара уложили в ту же колыбель — одного — дышать стало легче, будто ничего не давило на грудь. Словно он забрал жизнь брата себе.

Больно вспоминать даже об одном ребёнке, почему-то живёт в душе стойкая уверенность: он помнит, что их было двое. И до сих пор, пусть его брат умер совсем ребёнком, чувствует себя неполным. А каково, если этих других был десяток? Сотня? Наверное, во много раз страшнее и больнее… Нет, что за ересь! Это же химера. Чудовище. Оно не может переживать по такому поводу. Скорее, оно даже и не способно понять, что такое — терять. И всё-таки…

Ниэмар перевернулся на другой бок, пытаясь привести в порядок хаотично скачущие мысли. И снова взгляд уткнулся в колыбель у стены.

Интересно, детёныши химер действительно настолько омерзительны, как про них рассказывают? Вдруг они будут не такими противными, как взрослые. Хотя… очень маловероятно.

С такими мыслями Ниэмар наконец-то смог забыться тревожным сном. Он даже не заметил, как приоткрылась дверь его комнаты, и как долгое время из полумрака на него смотрели светящиеся, поминутно меняющие цвет глаза.

Ниэмару часто снились хорошие сны, но этот был приятнее прочих. Наверное, из-за своего невероятного сходства с реальностью. Рыжеволосый аристократ не видел ничего, кроме темноты, но ощущал прикосновения на своих ключицах, шее, губах… Лёгкие, прохладные и слегка щекочущие прикосновения казались действительно приятными, и Ниэмар слегка запрокинул голову, позволяя неведомому существу из сна гладить себя.

Пальцы скользили по лицу, будто некто был слепым и ощупывал его, запоминая каждую черту. В какой-то момент на лицо упала прядь волос — и её тут же бережно откинули назад, продолжая мягко скользить ладонью по лицу спящего эльфа. Прохладные прикосновения постепенно становились тёплыми: незнакомец из сна согревался чужим теплом. Ладонь бережно скользнула по ключицам вниз, на грудь, и Ниэмар прерывисто выдохнул. Слишком ярко, чтобы быть просто сном. Слишком приятно.

Ещё одно бережное прикосновение — на этот раз почти невесомое. И тёплое дыхание на лице — совсем близко. Кажется, будто это неведомое существо из сна пытается приласкаться, согреться… и подарить хоть немного своего собственного тепла рыжему эльфу. Узкая ладонь с длинными пальцами легла на щеку, другая всё ещё упиралась в грудь. Дыхание становилось всё горячее и порой нервно прерывалось: незнакомец приближался. Ещё немного, и…

Ниэмар резко открыл глаза, сообразив, что для сна это уж слишком. И тут же почти в упор уставился в светящиеся глаза склонившегося над ним Рахеля. Уж на что рыжий эльф ожидал чего-то подобного, но в душе ведь надеялся, что это неправда. Теперь же его передёрнуло от омерзения.

— Отойди! — отпихнул от себя любопытную химеру Ниэмар, брезгливо отряхиваясь. Всё тело горело, и теперь отнюдь не от удовольствия. Этот… этот дхаллас посмел трогать его! Воспользовался тем, что гость спит, и принялся изучать его лицо и тело так, как это делают его сородичи друг с другом. Кстати, получается, они и до чужих жён спокойно могут дотрагиваться?! Чудовища. У сородичей Ниэмара за одно только случайное прикосновение к любой девушке, не являющейся супругой трогающего её как бы то ни было человека, можно быть приговорённым к тюремному заключению. Конечно, это не мешает порой заводить любовниц — из числа не равных себе, разумеется, а из девиц низшего круга. А этот… Этот возомнил, что может трогать ясно сказавшего не прикасаться к нему эльфа!

— Я же просил: не трогай меня! Мне противно, когда до меня дотрагиваются такие, как ты, понятно?!

С каждым словом Рахель лишь съёживался, бормоча про себя:

— Хотел ближе смотреть. Красивое создание.

— Если ты считаешь меня красивым, это не повод меня трогать! — выкрикнув эту фразу, Ниэмар перевёл дыхание. Гнев постепенно остывал, чего нельзя было сказать о мерзком чувстве, будто его снова окунули головой в мусорную кучу. Рыжий аристократ остервенело тёр свои щёки, губы и шею, словно пытаясь стереть с них следы прикосновений.

— Сделал плохо? Больно?

— Мерзко, — в тон Рахелю ответил Ниэмар, вновь передёргиваясь. Нет, однозначно нужно поскорее искать работу и уходить отсюда. Чего доброго, его тут заставят расплачиваться натурой за гостеприимство. Или сделают из него эдакий экспонат, на который будут любоваться все местные химеры. Почему-то сердиться на Рахеля долго не получалось. Оставалось только омерзение и желание едва ли не стереть кожу до крови, только больше не чувствовать эти поганые прикосновения.