Алинна Ниоткудина - Мастер сновидений

Полковник резко выдохнул, его руки скрутила судорога, пальцы неумолимо стискивали стекло. Тонкостенный бокал уже хрустнул от мертвой хватки Калларинга, но пальцы не разжимались, осколки отчаянно впивались в ладонь. Первое, что сделал Тадиринг, это набросил морок на происходящее, чтобы посетители заведения так и оставались в спокойствии. От хозяина заведения не нужно было прятаться, он и так готов был превратиться из колобка в блин, только бы уладить ситуацию. И, естественно, будет нем, как нежно любимая им, и приносящая не плохой доход, рыба.

Сидящий в кабинете полковника Вордер даже успел устать, он уже догадался, что встреча с Калларингом откладывается. Но его очень беспокоило, в чьих руках сейчас поводок. Ожидание становилось невыносимым.

В дом Одрика первой вбежала Мара, надеялась, что ее погладят, брюшко почешут, а может и угостят чем–нибудь. Но Лотти сразу бросилась братику на шею.

— Рор, смотри, кто пришел! — Позвала она, желая поделиться радостью. Из спальни Лотти вышел Рор со своей дежурной улыбочкой. В первый момент он не увидел Одрика, только меня, и посчитал, что «кто пришел» относиться ко мне. Одрик воровским шагом переместился за лестницу и затаился.

— Асса Анна, чем порадуете? Как дела в Тайной…, — его речь прервал Одрик, схватив за горло и прижав к стенке.

— Когда же ты уймешься! Еще одна твоя выходка, и я не посмотрю, что ты мне без пяти минут родственник. Лишишься своего змеиного языка. А Лотти только спокойнее станет, будешь меньше болтать, больше делом заниматься.

Одрик выпустил своего без пяти минут зятя, но для убедительности врезал в стенку кулаком так, что вся его халупа загудела. Рукава его рубахи были закатаны до упора, пекло на улице стояло невообразимое. Юркий взгляд Рора зацепил что–то на руке, воткнувшейся в стену как раз на уровне глаз. Рор даже присвистнул.

— Оу! Ты где–то «птичку» словил. Видать, впрок пошла моя наука, — ответ последовал незамедлительно, второй кулак Одрика прошелся по лицу неутомимого говоруна.

— Заткнуться! Я сказал!

Здесь уже пришло время вмешиваться мне самой, пока эти два петушка друг друга не разукрасили и дом не разнесли. Да и бедная Лотти была готова лишиться чувств. И между двумя лучшими друзьями, без пяти минут родственниками, легла старшая из сестер. В действие ее приводить никто не собирался, но холодный блеск металла остужает самые буйные головы. И сестра наслаждалась, качаясь, как в волнах прибоя в тех потоках лавы, которые извергали друг на друга два добрых молодца.

— Лотти, дорогая, забирай братца. Отведи его, пусть он под водичку окунется, а то перегрелся малость. И приведи его в порядок, он мне сегодня еще нужен. А Рора я верну в целости и сохранности, не переживай. Ты позволишь мне с твоим нареченным побеседовать в твоей спальне? Хорошо? А братик пусть подождет меня внизу.

— Хорошо, хорошо, асса Анна, как скажете.

— Вот и ладненько.

Убираю старшую в ножны, из разбитого носа Рора течет кровь, рукав, которым он закрывался, уже прилично промок. Я быстро накинула на него кровоостанавливающее плетение, хотя не заслужил, и пинком сообщаю ему начальное движение наверх. Плотно закрыв дверь, на всякий случай подставила у нее стульчик, с такими играми взрослых мальчиков можно и подстраховаться. Рор, как бы виновато, опустился на смятую постель Лотти, зря, передо мной невинность изображать не к чему.

— Выкладывай.

— Что?

— Все по интересующему меня вопросу. Что там у вас с Тайной стражей? Что за «птичка», к которой твоя наука нужна?

— «Птичка» это вот, — и Рор вытянул руку, на внутренней стороне которой были шрамы, — Положено пролить кровь в воды Несайи, если … «сорвал первоцвет».

— Что сорвал?

— «Первоцвет»…Ну–у–у… традиция у нас такая в Караваче.

— А–а, поняла, интересная традиция. И что?

— И у него такая «птичка» появилась, относительно свежая. Шрам еще розовый, не побелел.

— А он должен был вам «птичку» предъявить, по этому случаю пирушку устраивать, пивом всех поить, или как?

— Нет, это только его…их дело. Но от пива я бы не отказался.

— Так ты, такой всеведающий, кое–что про друга не знал? Ты у него в доме почти проживаешь! Не верю…

— Его не было в городе полгода, он уезжал. Вернулся — вот только что, в конце Посевника. Он здорово изменился, даже внешне. И до этой поездки его шансы на «птичку» были…э–э–э… призрачны.

— У него какие–то проблемы?

— Да нет, ничего такого, но слишком стеснительный… был.

— А уезжал–то по делам?

— Не–а, там серьезные сложности возникли, сейн Дьо–Магро отправил его из города подальше. Но я подробностей не знаю, никому ничего не рассказывают. Даже Лотти молчит.

— Кто отправил? Сам Калларинг? Кто он ему?

— Да вроде и никто, но какие–то у них дела были, это долго рассказывать. И все время тайны, секреты, даже, когда мы завтракали тогда в трактире, они меня отправили, чтобы пошептаться.

— Та–ак! Вот тут поподробнее. Кто это «мы»? В каком трактире?

— Мы — я, Одрик и сейн Калларинг. А в трактире, в ближайшем, в этом…

— Вы с полковником в этом трактире! Рор, ну ты горазд сочинять, чтобы черный полковник при полном параде вошел в этот трактир! Дуру из меня не делай.

— Так мы не в зале были, а в потайной комнате. А она как увидала, кто перед ней, так сразу, «уважаемый сейн, не будет ли Вам удобнее»… А он такой, «как мило с вашей стороны»…, а потом даже нас вниз отправил, чтобы с ней побеседовать.

— Рор, хватит сплетни разводить.

— Какие сплетни!? Это чистейшая правда! Можете про нее спросить и у Одрика, и у Калларинга…. Уй! Нельзя мне ничего говорить, он же меня в холодную посадит!

— Уточни, кто кого посадит?

— И тот и другой, оба…два…

— И я еще присоединюсь, значит уже три. Да, к тебе очередь!

— Асса Анна пощадите! Если Одрика еще Лотти уговорить сможет, Калларинга никто не уговорит.

— Ага, значит, ты знаешь, что произошло, почему полковник получил в челюсть?

— Знаю.

— И знаешь кто ОНА?

— Знаю.

Ну, вот все и сошлось, я даже и не ожидала, что так быстро и просто.

— Давай выкладывай, но только факты, без твоих славословий.

И я выслушала торопливый рассказ про подавальщицу из трактира, которая обслуживала их еще осенью, а потом видимо жила где–то с Одриком вроде у гномов, с ним же вернулась в Каравач, чего мой художник и не скрывал. Но по возращении в город она оказалась в усадьбе сейна Дьо–Магро, а теперь и вообще на сносях. А когда Одрику это стало известно, то и забурлила молодая кровь. Все предельно ясно и до обидного банально, два самца подрались из–за самки. Я чешу в лобе и прикидываю, насколько, кстати, я вписываюсь в эту мелодраму, и с предвкушением представляю степень уязвления полковничьего самолюбия в свете той гадости, которую я собираюсь устроить. Мне даже хочется увидеть лицо этого напыщенного павлина, когда завтра будет объявлено. Прикидываться таким белым и пушистым илларем, делать мне предложение, а в это время с какой–то подовальщицей! И до сих пор так смотрит, слезу пустить готов — сама невинность. Ну, я тебе устрою… заводи себе хоть десяток, но без меня. Я решительно хватаю дверную ручку: