Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

Свисток тем временем окончательно выбрался из кармана, сполз на землю и прошёлся взад-вперёд, скребя медными лапками по камню.

— Ох-хо-хонюшки, — вздохнул он и озабоченно поскрёб в затылке. — Ну и местечко! Клянусь скрипичным ключом, в ящике директорского стола было уютнее. Океан, говоришь? Да, похоже на то… А какой океан? Тихий или Атлантический? Или этот… Индийский?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Пётр. — Скажи спасибо, что не Ледовитый.

— Спасибо, — ядовито сказал Свисток. — Пламенное мерси! Эх!.. Нет, я сам во всём виноват. Не надо было с тобой связываться. Говорила мне мама…

— Кто говорил? — изумился Пётр. — Какая ещё мама?

— А ты не придирайся к словам, — сказал Свисток. — Объясни лучше, что я буду делать, когда ты тут умрёшь от голода и жажды. Бродить по камням в гордом одиночестве? Слуга покорный!

— Ас чего это ты взял, что я умру от голода и жажды? — возмутился Пётр. — Ещё чего не хватало!

— Умрёшь, умрёшь, — уверенно заявил Свисток. — Ведь ясно же, что это необитаемый остров. Тут даже трава не растёт, видишь?

Пётр поморщился. Хорош попутчик! Утешил, нечего сказать! Приободрил, оказал поддержку…

— Ты чего? — настороженно спросил Свисток, поймав на себе задумчивый взгляд Петра. — Ты что так смотришь? Учти, я несъедобный!

— Я думаю, — ответил Пётр. — Думаю, во что бы тебя превратить. Во что-нибудь тихое, молчаливое…

Свисток поспешно юркнул за камень.

— Дисциплинарное Уложение, — напомнил он из укрытия.

Голос у него был осторожный и слегка подрагивал от испуга. Было непонятно, напуган он на самом деле или просто притворяется. Пётр решил, что притворяется: при всех своих недостатках пустоголовый медный болтунишка был далеко не глуп и понимал, конечно, что Пётр не причинит ему вреда.

— Вылезай, — сказал Пётр, — хватит валять дурака. Надо идти.

— Куда? — поинтересовался Свисток, живо выбираясь из-за камня.

— Куда-нибудь, — Пётр пожал плечами. — Надо найти людей и узнать, куда нас занесло.

— А КАК нас сюда занесло, тебе не интересно? — спросил Свисток, карабкаясь по его штанине.

— Сейчас это неважно, — сказал Пётр. — Все это неспроста. Кто-то очень хотел, чтобы мы очутились здесь. Значит, рано или поздно всё выяснится само собой, если мы не будем просто сидеть на месте.

— Оптимист, — проворчал Свисток, забираясь на насиженное место, в карман.

Пётр решительно повернулся спиной к обрыву и двинулся вперёд, в глубь материка. Он надеялся, что это всё-таки материк, а если даже и остров, то достаточно большой, чтобы на нём жили люди. Мало ли где встречаются пустынные берега! А вдруг вон за той каменной грядой он увидит плодородную долину, населённую приветливыми, хлебосольными аборигенами? В противном случае его действительно не ожидало здесь ничего хорошего. Пётр вспомнил поговорку, гласившую, что, надеясь на лучшее, надо готовиться к худшему, и тихонько вздохнул. Свисток ведь тоже надеялся, что попал на какое-нибудь озеро…

«Интересно, — подумал он, ступая по горячим камням и чувствуя, как беспокойно возится в кармане Свисток, — почему Свисток не предположил, что мы на Финском заливе? Ведь море совсем рядом, но даже в его пустую медную голову не пришло, что это Балтика. Потому что это никакая не Балтика, и даже не похоже. Куда же нас занесло, в самом-то деле?»

Он обернулся и увидел круживших над краем обрыва чаек. Чайки были непривычно крупные, на Балтике таких нет. Одна из них неожиданно резко изменила направление полёта и стремительно пронеслась прямо над его головой. Свисток у него в кармане испуганно пискнул, но его голос потонул в пронзительном крике чайки. В птичьем крике Петру почудился вопрос, но что это был за вопрос и был ли он на самом деле, Пётр не знал. Чайка сделала над ним широкий круг, ещё раз крикнула и улетела в море, камнем упав за край обрыва.

Пётр ещё раз вздохнул и продолжил путь, ориентируясь на маячившую впереди каменную гряду. Гряда была не слишком высокая, и он намеревался вскарабкаться на неё и как следует осмотреться. Боковым зрением он всё время улавливал то слева, то справа от себя какое-то странное поблёс-кивание. Блестело не на земле, а прямо в воздухе, и блеск этот действительно был очень странным: вытянутый в длину, острый и яркий, он напоминал то, как блестят на солнце края только что разрезанного стекла или рёбра алмазных граней. Казалось, Пётр был заключен в толще огромного прозрачного кристалла. Впрочем, стоило ему только повернуть голову, как сверкавшие в воздухе стеклянные грани исчезали, будто их и вовсе не было. Постепенно к Петру вернулось знакомое ощущение присутствия где-то совсем рядом могучего древнего волшебства. Место было дикое, пустынное и на первый взгляд жутко унылое, но никакого уныния Пётр не испытывал. Напротив, он всё время ждал, что с ним вот-вот что-нибудь произойдёт. Он не удивился бы, наткнувшись за очередным поворотом тропы на сложенную из обломков скалы хижину, на пороге которой его встретила бы седая сгорбленная колдунья, которая дала бы ему отведать колдовского отвара и растолковала бы наконец, куда и, главное, зачем его угораздило попасть. Но тропа сворачивала, огибая очередное препятствие, и за поворотом опять не было ничего, кроме всё тех же надоевших, раскалённых солнцем мёртвых камней.

Только теперь он заметил, что уже какое-то время действительно идёт по тропе. Тропа эта более всего напоминала козью тропку, по которой никто не ходил уже по крайней мере лет сто. Но это всё равно была тропа, дорога, проложенная если не людьми, то хотя бы животными, живыми существами, которые, наверное, ходили по ней на водопой…

— Мы идём по тропе, — сообщил он Свистку.

Свисток завозился в кармане, высунулся наружу и подозрительно огляделся по сторонам.

— Ну и что? — спросил он сварливо.

— Её кто-то проложил, — терпеливо объяснил Пётр. — Может быть, даже люди.

— Людоеды, — уверенно поправил его Свисток.

— Почему обязательно людоеды?

— Потому что, кроме людей, здесь абсолютно нечего есть, — объявил Свисток.

— Тьфу ты, — сказал Пётр с досадой. Когда Свисток молчал, становилось скучно и хотелось, чтобы он заговорил, а когда он начинал разговаривать, сразу же начинало хотеться, чтобы он замолчал.

Тропа сделала петлю, огибая гигантский обломок скалы, формой и размерами напоминавший кремлёвскую новогоднюю ёлку, и нырнула в неглубокую ложбину. Пётр зажмурился, ослеплённый ударившим в глаза блеском. Ему показалось, что он угодил на свалку, куда годами ссыпали битое стекло, но это было не стекло, а слюда. Её было здесь великое множество, куски и пласты блестящего минерала валялись повсюду, а то и стояли торчком, отражая солнечный свет. Поначалу Петру показалось, что они разбросаны беспорядочно, но очень быстро он убедился, что это не так: многочисленные обломки слюды кто-то старательно расположил таким образом, что они, как огромная линза, собирали солнечный свет и отбрасывали его прямиком на тропу.