Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

Вместе со старостой он вышел на край обрыва, чтобы посмотреть, как выполняется его просьба. В лесу уже вовсю стучали топоры, по палубе «Каракатицы» бродили бородатые озабоченные плотники в длинных подпоясанных рубахах с засученными рукавами. Они подгоняли складные плотницкие метры, которые сами собой ползали вдоль покалеченных бортов, производя замеры. По фальшборту разгуливал, блестя начищенной медью, неугомонный Свисток. Судя по всему, он подавал плотникам ценные советы. Плотники показывали на него пальцами и изумлённо качали головами, а медный хвастунишка открыто наслаждался повышенным вниманием к своей персоне.

Рыбаки уже вышли в море. Их утлые лодчонки, как ткацкие челноки, сновали по узкому проходу в рифах, перегораживая его крепкими сетями. Пётр заметил капитана Раймонда, который, стоя на краю причала и дымя трубкой, наблюдал за рыбаками. По тому, как были приподняты капитанские плечи, Пётр догадался, что капитан пребывает в тягостном недоумении. В этом не было ничего удивительного: приверженный традициям парусного флота, капитан ровным счётом ничего не знал о двигателях внутреннего сгорания и гребных винтах.

Пётр посмотрел на Всевидящее Око. Как он и ожидал, Око внимательно разглядывало его, не обращая никакого внимания на то, что творилось в бухте. Это было просто чудесно, и Пётр нарочно торчал на краю обрыва до тех пор, пока рыбаки не закончили свою работу.

Только после того как последняя рыбацкая лодка ткнулась острым носом в галечный пляж, Пётр обратился к старосте со своей второй просьбой — поведать ему о предсказании. Старик вздохнул, покосился на Всевидящее Око, взял Петра за рукав и увлёк его к своей избе.

— Видишь ли, Ларин Пётр, — едва ли не виновато объяснял он по дороге, — сто лет назад в деревне случился большой пожар, и хранившаяся в моём доме копия интересующей тебя рукописи сгорела почти целиком. Память у меня уже не та, что в молодости. Я помню только, что рукопись повествовала о подвигах великого чужеземного воина по прозвищу Большой Илл, но рассказать тебе, что это были за подвиги, уже не сумею — всё позабыл, да и не так уж это важно… Главное, — добавил он, заметив, как вытянулось лицо Петра, — главное, что страница, на которой начертано сделанное Большим Иллом пророчество, чудом уцелела. Она у меня дома, и я с радостью познакомлю тебя с пророчеством Большого Илла.

Пётр шёл за ним не в силах произнести ни слова. «Большой Илл, — стучало у него в голове, — Большой Илл… Илл — Илларион? Ох, не знаю… На Островах всё может случиться, это верно, но всё-таки…»

Они вернулись в приземистую и темноватую избу старосты, и тот достал откуда-то высокий, сильно запылённый глиняный горшок.

Невнятной скороговоркой пробормотав заклинание, он снял с горшка явно заговорённую крышку, по плечо запустил руку в горловину и вынул оттуда сильно обгоревший листок пергамента, сверху донизу покрытый какими-то выцветшими закорючками. Очевидно, это была местная письменность, которой Пётр не знал.

Впрочем, староста и не собирался отдавать своё сокровище в чужие руки. Порывшись в складках своего просторного зеленоватого балахона, он извлёк оттуда огромные очки с круглыми стёклами, зацепил за уши верёвочные дужки и, поднеся пергамент к самому носу, кашлянул в сухой сморщенный кулачок.

— Итак, — сказал он, — приступим. Тут, видишь ли, обгорело, поэтому фраза начинается с середины… Гм… Да… Ага, вот. — Он начал читать, и его голос вдруг сделался низким и подвывающим; таким голосом обычно разговаривают артисты на радио, озвучивая роль Волка в сказке про Красную Шапочку: — «И тогда Большой Илл остановился и сказал прямо в прекрасное и холодное лицо Королевы дерзкие слова. «Погоди, — грозным голосом возгласил Большой Илл, — вот придёт Петька, он тебе покажет кузькину мать!» И с тех пор…» — Он замолчал и закончил нормальным голосом: — А дальше ничего нет, всё сгорело.

Пётр сел, растерянно хлопая глазами.

— Как? Как там написано?

— Прочесть ещё раз? — удивлённо спросил староста.

— Пожалуйста, если вам не трудно…

Староста поправил на носу очки, которые были чуть поменьше детского велосипеда, и прочёл, на сей раз обойдясь без подвывания и иных драматических эффектов:

— Погоди, вот придёт Петька, он тебе покажет кузькину мать.

— Спасибо, — пролепетал Пётр, — вы мне очень помогли… А откуда известно, что Петька — это я, Ларин Пётр?

Старик пожал плечами.

— Не помню, — признался он. — Это было в рукописи, но она сгорела. Тебе надо поискать другой экземпляр. Только… Если ты позволишь, Ларин Пётр, я дам тебе совет. Не трать время на поиски этой рукописи. Я не могу вспомнить всего, о чём там говорилось, но я точно помню, чего там не было. Там не было написано ни слова о том, что ты должен делать и куда идти. Рукопись повествовала о том, что было, а не о том, что будет. Юности не пристало рыться в прошлом, она должна идти вперёд. Не изучать историю чужих подвигов, а совершать собственные — вот твоё призвание!

— Спасибо, — сказал Пётр. — Вот так совет! Поди туда — не знаю куда…

— Я всего лишь скромный деревенский староста. Какого совета ты от меня ждёшь?

Тебе нужно обратиться к настоящему волшебнику. Лучше всего было бы посоветоваться с Властимиром Могучим, но он давно отошёл от дел, и никто не знает, на каком из тысяч островов живёт этот всесильный чародей.

— Спасибо, — ещё раз поблагодарил Пётр и встал. — Имя — это уже кое-что, хотя я бы предпочёл точный адрес. — Скажите, — спохватился он, — а больше в предсказании ничего не говорилось? Мне рассказывали, будто там упоминалась Волшебная Боцманская Дудка…

Староста покачал головой, снял очки и бережно опустил пергамент в горшок.

— Возможно, Дудка упоминается в другой рукописи, — сказал он. — Лично мне кажется, что это обычная легенда. Пророчество уже двести лет передаётся из уст в уста и успело обрасти такими подробностями, которым подивился бы сам Большой Илл. Моряки говорят о Боцманской Дудке, рыбаки — о Волшебной Удочке, а плотники — о Весёлом Топоре. Не думай об этом, Ларин Пётр. На Островах всё возможно.

Попрощавшись со старостой, Пётр выбрался из деревни и присел над обрывом, прислонившись спиной к стволу корабельной сосны. Внизу ствол был тёмно-серый, шершавый, изрытый глубокими бороздами и трещинами, а наверху — гладкий, медно-рыжий и прямой, как стрела. Он был тёплый, и от него знакомо пахло живичным скипидаром. Сосна была совершенно такая же, как те, что росли в лесу вокруг школы, разве что выше и стройнее, и Петру опять захотелось всплакнуть. Всё было так сложно, так запутано! Даже пророчество, на которое он так рассчитывал, ничего ему не объяснило, кроме одного: похоже, легендарный Большой Илл действительно был дядей Петра, пропавшим без вести и почему-то очутившимся здесь капитаном спецназа. Полушутливая угроза показать кузькину мать была одним из его любимых выражений. А с другой стороны, так мог выразиться кто угодно. И какой-то Петька, упоминавшийся в пророчестве, тоже мог оказаться кем угодно, а вовсе не Петром Лариным. Да и что это было за пророчество? Обыкновенная пустая угроза, которую какой-то впечатлительный островитянин двести лет назад зачем-то записал на пергаменте…